Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 2

Близнецы снова переглянулись.

— То есть просто розыгрышей мало? Нужно что–то еще?

— Да. Это должно быть что–то принципиально новое. Например, создание философского камня.

Ребята задумались.

— Помимо ученых еще прославлялись убийцы, — произнес Ангел, теребя рукав своего мундира.

Поттер резко перегнулся через стол, выпуская свою дементорскую ауру.

— Если вы решите кого–то убить, чтобы не быть забытыми, я позабочусь о том, чтобы никто из ныне живущих не вспомнил о вас.

Близнецы теснее прижались друг к другу.

— Мы не имели в виду ничего такого, — тихо пробормотала девочка. — И перестань заниматься устрашением. Мы все поняли.

Гарри упал назад в свое кресло и угрюмо посмотрел на сидящих перед ним.

— Очень надеюсь.

В комнате повисла тишина. Поттер не сводил внимательного, изучающего взгляда с близнецов и вспоминал Тома Реддла. Того, кто так же не хотел быть забытым. Зачем люди так цепляются за вечную память о себе? Что им это даст после их смерти? История нужна для того, чтобы предостеречь потомков или передать какие–то ценные знания. Стоит вспомнить труды Аристотеля и Платона. Они дали основу для развития стольких течений. Но древнегреческим мыслителям как личностям уже все равно, что о них думают сейчас и думают ли вообще. Они мертвы.

Забвение действительно ужасно только тогда, когда ты жив, а те, кто тебе дорог, не помнят о тебе ничего. Это больно. А когда ты мертв, когда ты уходишь дальше, то непосредственная память о тебе земном становится чем–то совершенно неважным. Движение продолжается. Каждый из нас оставляет свой след: в своих потомках, в ежедневной деятельности. Чем сильнее развивается цивилизация, чем больше происходит разделение труда, тем более зависимыми друг от друга становятся люди. Просто никто не задумывается над этим, считая, что так оно и должно быть.

Гарри тяжело вздохнул. Ежедневно хорошо выполняемая работа отдельно взятого человека помогает всему обществу в целом. Конечно же, это не в таких глобальных масштабах. Выпадение одного маленького звена не заставит остановиться огромную систему, но чуть усложнит ее движение вперед. Но нестабильных частей цепи зачастую бывает слишком много, отсюда и появляются периоды топтания на месте. Так что каждый из нас, пусть и косвенно, влияет на жизнь других.

Является ли страх перед смертью ничем иным, как страхом перед полным забвеньем? Возможно, так оно и есть. Но неужели никто не осознает, что помнить обо всех практически невозможно? В мире единовременно проживает порядка шести миллиардов человек. Хранить в себе информацию о каждом из них невозможно, а знать всех их предков до n-ого колена тем более.

— Тебе повезло, — тихо произнесла Ангела. — Тебя уже не забудут. Исключение Поттера: смертельное проклятие иногда не убивает. Просто прекрасно! Тебе не следует беспокоиться о том, что ты канешь в Лету.

— Я не стремился к тому, чтобы меня помнили. Мне достаточно быть здесь и сейчас, — отозвался Гарри. — Вы никогда не думали о том, что за вечную память люди обычно платят слишком высокую цену?

— Но ведь не всегда!

— Разве? Возможно, есть какие–то исключения, но, к сожалению, я их не могу сейчас вспомнить. Обычно плата или тяжелый труд, или жизнь. А порой бывает и то, и другое.

— Но ты же не заплатил ничего! А о тебе многие знают и будут помнить! — Ангел подскочил в своем кресле и едва не сшиб свою сестру.

— Сядь, — Гарри поморщился. — Я заплатил за это жизнью родителей и ощущением постоянной опасности. И вообще–то, меня самого собирались убить, если ты забыл. Мне тоже ничего не досталось просто так.

Вуич опустился назад в кресло.

— То, что мы делаем, не имеет никакого смысла?

— Абсолютно, — кивнул Гарри. — Вряд ли вас будут помнить веками только потому, что вы запустили по школе шляпы с кроликами, распевающими всякие похабные песенки. Вам же стоит понимать, что это не красит Дурмстранг. Займитесь искусством. В конце концов, если вы добьетесь каких–то успехов в этом, то вас точно не забудут.

— Мы не умеем рисовать, — тяжело вздохнула Ангела. — Брат пытался, но до того же Эдвина ему очень далеко. Петь мы можем тоже весьма посредственно. Танцевать негде, да и не оценит никто. Музицирование не особенно распространено. Что прикажешь делать?

— Писать книги?

Ангел и Ангела переглянулись друг с другом.

— Можно попробовать, но вряд ли. Быстро потеряем интерес и сами запутаемся в сюжете. Да и кто будет читать трагикомедию нашего производства?! Драма — это твоя стезя.

Поттер забарабанил по столу пальцами.

— Не отметайте этот вариант сразу. С вашей буйной фантазией из этой затеи могло бы что–то получиться. Кстати, — в памяти всплыли фотографии, что присылал ему Альберт летом. — Запечатлеть увиденное можно не только с помощью красок и холста. Некоторые фотографии бывают куда искуснее картин. Я дал вам два варианта. Подумайте над этим. Да и создавать что–то новое можно не только теми способами, что являются общеизвестными.

Шестеренки в головах близнецов активно заработали. Оба выглядели так, будто бы на них снизошло озарение. Все–таки справиться с двумя одержимыми изобретателями, фотографами или писателями будет проще, чем с горе–шутниками, чья фантазия когда–то может привести к членовредительству.

— Теперь касательно вашего наказания. Так как вы заставили преподавателей и глав носиться по школе, вылавливая эти сумасшедшие шляпы, то и вам не грех позаниматься физической культурой. Господину Гоняку недавно привезли новый спортивный инвентарь. Перед его использованием необходимо провести опись и сдать ее завхозу. Думаю, ваша помощь преподавателю не будет лишней, особенно после того, как парочка ваших шляп сорвала у него занятие с четвертым курсом, весьма дерзко прокомментировав его гимнастические упражнения.

— Может, не надо? — робко спросила Ангела.

— Мы будем хорошими! — закивал ее брат.

— В это я не верю, — покачал головой Гарри. — Здесь нет ничего сложного, скорее просто монотонно. Вам ли не знать, что обычно обходятся снятием баллов рейтинга. Наказания назначаются только за ту деятельность, которая может причинить кому–то вред. Теперь можете быть свободны. Господин Гоняк сам сообщит, когда будет ожидать вас.

Близнецы закивали и поспешили покинуть помещение, пока Гарри не придумал что–то еще. В кабинете вмиг стало тихо. Мальчик позволил себе расслабиться и прикрыть глаза. Сириус лежал у его ног под столом и спал. В последнее время в состоянии сна он проводил большую часть времени. Все–таки такое положение было нормальным для кошек, а вот что то же самое относилось к собакам, он не был уверен. В какой–то момент Гарри поймал себя на мысли, что действительно думает о Блеке как о четвероногом любимце, а не как о крестном.