Лев Гроссман - Волшебники

После долгой тропической интерлюдии снова начало холодать. За Перу потянулось Чили с колеблемыми ветром патагонскими пампами. Стая порастрясла жирок, но никто ни секунды не колебался, когда их самоубийственный курс пролег за мыс Горн и синий хаос пролива Дрейка. Невидимая трасса поворотов не предусматривала.

Игривая перекличка отошла в прошлое. На той стороне клина, напротив Квентина, горел мрачной решимостью черный пуговичный глаз Дженет. Заночевали они, о чудо, на дрейфующей барже с грузом кресс-салата, люцерны и клевера. Возникшие на горизонте серые берега Антарктиды все встретили не столько с облегчением, сколько с покорностью. Сесть было негде, гусиных географических названий они не знали — если какие-нибудь гуси и залетали сюда, назад никто из них не вернулся. Магнитные рельсы сходились в воздухе, как меридианы на донышке глобуса. Брекбиллсский косяк летел высоко над серыми волнами, ясно видными сквозь двухмильную линзу сухого соленого воздуха.

За береговой окантовкой из скал, где кишели непонятные птицы пингвины, начинался ледяной череп Земли. Квентин устал. Холод пронизывал его тело, одетое в одни только перья. Он уже не знал толком, что держит их в воздухе. Стоит кому-то упасть, все остальные попросту сложат крылья и канут в белый фарфоровый снег.

Рельс, по которому они следовали, гнулся, как прут лозохода. Он вел их вниз, и выбившаяся из сил стая послушно теряла высоту. Квентин уже различал в снегах каменное строение, аномалию этой безликой равнины. Оно принадлежало человеку; при других обстоятельствах Квентин, обгадив его с испугу, пролетел бы мимо и тут же забыл о нем, но оно явно задумывалось как конечная остановка.

Рельс уперся в одну из заснеженных кровель. На другой стоял человек с длинным посохом. Квентину очень хотелось улететь прочь, но усталость и магнитная логика пересилили.

В последнюю секунду его закоченевшие крылья поймали воздух наподобие паруса, собрали остатки кинетической энергии и смягчили падение. Он ухнул в снег и остался лежать. Разреженная атмосфера затрудняла дыхание, в глазах мутилось. Человек стоял неподвижно, ну да и хрен с ним. Пусть делает с ними что хочет — ощипывает, потрошит, фарширует и жарит, лишь бы отдохнуть еще хоть минутку.

Человек произнес бесклювым ртом односложное слово и стукнул по крыше посохом. Теперь в снегу под белым полярным солнцем лежали вместо гусей пятнадцать голых молодых особей гомо сапиенс.

Квентин очнулся, не зная, сколько проспал — сутки, двое? Плечи и грудь болели, на розовых корявых руках росли бесперые пальцы. Потрогав ими лицо, он вздохнул и смирился с тем, что снова стал человеком.

Все вокруг было белое: простыни, стены, жесткая пижама с завязками, железная койка, шлепанцы на каменном холодном полу. Выглянув в квадратное окошко, Квентин понял, что находится на втором этаже. Бугристое снежное поле под белым небом простиралось до самого горизонта, абстрактной и неопределимо далекой черты. Боже правый, во что он вляпался?

Надев поверх пижамы тонкий халат, висевший на двери, Квентин вышел и спустился по лестнице в тихий холл с деревянными балками. Помещение как две капли воды походило на столовую в Брекбиллсе, но атмосфера больше напоминала альпийский лыжный приют. Длинный стол с лавками занимал почти все пространство.

Квентин сел. Человек, сидящий на том конце, держал в руках кружку кофе и уныло смотрел на остатки плотного завтрака — светловолосый, высокий, широкоплечий, со слабым подбородком, водянисто-зелеными глазами и намечающимся брюшком. Халат на нем был гораздо белее и пушистее, чем у Квентина.

— Я дал вам поспать, — сказал он. — Остальные почти все уже встали.

— Спасибо. — Квентин, перемещаясь по лавке, сел напротив него и поискал чистую вилку.

— Это южный филиал Брекбиллса. — Мужчина говорил монотонно, с легким русским акцентом, и на Квентина не смотрел. — Около пятисот миль от Южного полюса. На пути из Чили вы пролетели над Морем Беллинсгаузена и Землей Элсуэрта. Эта часть Антарктиды называется Землей Мэри Бэрд — адмирал Бэрд дал ей имя своей жены. — Он, не стесняясь, поскреб в нечесаной голове.

— А где все? — спросил Квентин. К чему лишние формальности, раз они оба сидят в халатах. Картофельные оладьи оказались невероятно вкусными — он сам не знал, как сильно проголодался.

— Я их отпустил погулять. — Мужчина махнул рукой в неопределенном направлении. — Занятия начнутся во второй половине дня.

— Какие занятия? — с полным ртом спросил Квентин.

— Какие? Основы магии. Или вы полагаете, что у профессора Фогга занимались именно этим?

Квентин, которого всегда смущали такие вопросы, решил быть предельно честным.

— В общем-то да.

— Здесь вы будете отрабатывать магические механизмы на практике. В прежнем учебном заведении вы прошли книжку Поппер, усвоили склонение, спряжение и поправки к ним. Что такое пять Третичных Условий?

— Высота над уровнем моря, возраст, положение Плеяд, фаза луны, ближайший водоем, — без запинки отрапортовал Квентин.

— Великолепно, — саркастически одобрил мужчина. — Вы просто гений.

Квентин решил, что обижаться не станет. Он все еще наслаждался послевкусием оладий и гусиной жизни.

— Спасибо.

— Вас учили магии, как попугая стихам Шекспира. Вы произносите текст, как присягу, но смысла не понимаете.

— Не понимаю?

— Быть магом — это нечто совершенно иное, — шпарил, как по нотам, блондин. — Магии нельзя научиться. Ее надо разжевать и переварить. Вы должны составить одно целое с ней, а она — с вами. Маг, произнося заклинание, не перебирает в уме Первичные, Вторичные, Третичные и Четвертичные условия. Не вспоминает, какая нынче фаза луны, который водоем к нему ближе всего и когда он в последний раз подтирал задницу. Когда он хочет произнести заклинание, он его произносит, когда хочет взлететь — летит, когда хочет убрать посуду — она убирается.

Он произнес что-то, стукнул по столу, и тарелки стали укладываться в стопки, как намагниченные.

— Заучить что-то наизусть — еще не все, Квентин. Принципы магии познаются не одной головой, а костями, кровью, печенкой, сердцем, вот этим вот. — Он ухватил себя сквозь халат между ног и потряс. — Мы внедрим язык магии в самую твою сущность, чтобы он был при тебе всегда, а не только при подготовке к экзаменам. Здесь тебя ждут не мистические приключения, Квентин. Процесс будет долгим, болезненным и скучным, — громко выкрикнул он последнее слово. — Скучным до одури. Вот для чего ты здесь. Пребывание в Южном Брекбиллсе ты будешь вспоминать без всякого удовольствия, смею тебя заверить.

Квентин выслушал его молча. Этот человек, упорно не называвший своего имени и ссылавшийся на свой пенис, не особенно ему нравился.