Лев Гроссман - Волшебники

— Проблемы у нас, говоришь? — На них стали оборачиваться, и Квентин перешел на драматический шепот. — Ну да, есть одна. Ты с Пенни трахнулась, вот в чем наша проблемка.

Элис это проигнорировала. Она продолжала говорить, и Квентин, если б не знал ее так хорошо, мог бы усмотреть в ее голосе нежность.

— Я не буду мышкой, Квентин. Я согласна рискнуть. Если ты взамен, хоть на секунду, посмотришь на свою жизнь и поймешь, как она прекрасна. Хватит искать очередную тайную дверь, которая тебя приведет к реальности. Хватит ждать. Пойми наконец, что ничего больше нет. Выбор за тобой: радоваться тому, что имеешь, или быть несчастным до конца дней своих.

— Нельзя стать счастливым по собственному желанию.

— Верно, нельзя — как и несчастным, с другой стороны. Хочешь и дальше быть мудаком, который даже в Филлори умудрился остаться несчастненьким? Потому что сейчас ты как раз такой.

В ее словах была доля правды, но Квентин находил, что это чересчур сложно. Или чересчур просто. Он вспомнил свою первую брекбиллсскую неделю, когда они с Элиотом теплым летним днем катались на лодке и смотрели, как все прочие на реке трясутся от холода. Элис смотрит на него и видит, как он дрожит. Странно. Он думал, что труднее магии ничего нет, а оказалось, что она самая легкая из всего.

— А ты-то зачем сюда шла, если тебе это все ни к чему? — спросил он.

— В самом деле, зачем? Разве только за тобой присмотреть.

Квентин бросил взгляд на других. Дженет в красной футболке с белой звездой и штанах цвета хаки сидела у стенки с закрытыми глазами и револьвером на коленях, но, кажется, не спала. Как ей не холодно? Словно чувствуя на себе его взгляд, она вздохнула и облизнулась, как маленькая.

Элис не сводила с Квентина глаз. Мозаика представляла собой вихрь зеленых щупалец, белых гребней и обломков крушения. Он подъехал к ней по лавке и крепко, прихватив губы зубами, поцеловал.

Они заблудились — больше это невозможно было скрывать. Коридоры ветвились, образуя настоящий лабиринт. Карта Бамса, которую он без конца подправлял, заняла уже несколько листов миллиметровки. Оставлять за собой светящиеся следы, чему они научились в Брекбиллсе, было, по мнению того же Бамса, опасно. Каждая из тысяч шагающих фигур, грубо изображенных в профиль на стенах, держала в руке свой особый знак: пальмовый лист, факел, ключ, меч, плод граната.

Здесь было темно, и осветительных чар ненадолго хватало. Скорость их прохода по коридорам увеличилась вдвое, настроение соответствовало пикнику под нависшей грозовой тучей. Новые ботинки причиняли Квентину сущие муки, левую лодыжку пронзало болью на каждом шагу.

Он рискнул оглянуться назад. Из глубины лабиринта исходило багровое зарево, и ему крайне не хотелось узнавать, что это такое там светится.

На следующей развилке они застряли. Бамс утверждал, что нужно свернуть направо, Джош интуитивно чувствовал, что левый поворот «выглядит более обещающим». По стенам тянулись пейзажи с пляшущими фигурками, хитроумно обманывающие глаз. Где-то вдали громко хлопали двери.

Теперь уже все видели, что позади становится все светлей, как при восходе подземного солнца. Дисциплина разболталась. Они уже не шли, а почти бежали, и Квентин опасался, как бы кто-нибудь не отстал. За Элис он следил неусыпно. Она запыхалась от быстрого шага. В дырке на спине, откуда вырвался демон, мелькал черный лифчик, непостижимым образом уцелевший. Жаль, что нет пиджака или куртки, чтобы прикрыть ее.

— Надо бы сбавить ход — еще потеряем кого-нибудь, — сказал он, догнав Бамса.

— Они уже идут по нашему следу. Нельзя останавливаться, — ответил тот.

— Какого хрена! Почему вы об этом заранее не подумали?

— Это входит в программу, земное дитя, — огрызнулся Бамс. — Не нравится — отправляйся домой. Филлори нужны короли и королевы: разве эта цель не стоит того, чтобы за нее умереть?

Больно надо, подумал Квентин. Права была шлюшка-нимфа: это не наша война.

Вломившись в какую-то дверь и выпутавшись из висевшего за ней гобелена, они увидели длинный, освещенный свечами стол. Он, словно только что накрытый невидимыми официантами, прямо-таки ломился от всевозможных горячих блюд, и конца ему не было. Гобелены поражали красотой и богатством деталей, столовое серебро сверкало, в хрустальных кубках золотилось и рдело вино. Сбывшийся сон голодного, да и только.

— Ничего не трогать! — скомандовал Бамс. — Не есть и не пить!

— Слишком много дверей. — Красивые зеленые глаза Анаис шмыгали во все стороны. — Того и гляди нападут.

В глубине зала действительно появились две большие обезьяны — Квентин не знал точно, как называется этот вид. Их темно-карие глаза выражали легкую скуку.

С полной синхронностью они достали из заплечных мешков свинцовые шары размером с мячи для гольфа и отработанным броском послали их в группу магов.

Квентин, схватив Элис за руку, укрылся за гобеленом, который успешно погасил один из снарядов. Другой шар сбил со стола подсвечник и превратил в пар жидкость из четырех бокалов подряд — при других обстоятельствах Квентин оценил бы такой спецэффект. Элиот схватился за лоб, пораненный осколком стекла.

— Да убейте же их кто-нибудь! — взмолилась Дженет из-под стола.

— Нет, в самом деле, — пожаловался Джош. — Это даже не мифология. Хоть бы единорогов прислали, скажем.

— Выпускай демона, Дженет, — посоветовал Элиот.

— Уже! — крикнула она. — В ту самую ночь, когда их вселили! Пожалела и выпустила.

Мимо Квентина, сжавшегося в комок за плотным ковром, неторопливо прошли чьи-то ноги. Пенни, выступивший навстречу врагу, делал быстрые жесты двумя руками и высоким чистым тенором распевал заклинание. Спокойный, серьезный, озаренный дрожащими огнями свечей, в одной майке и джинсах, он уже не казался пародией на молодого воина-мага, а был им. Может, и Элис он показался таким в ночь, когда они переспали?

Одной рукой он остановил в воздухе оба свинцовых шара. Они повисели секунду, как сраженные в полете колибри, и грохнулись на пол. Огненное семечко, вылетевшее из другой руки Пенни, ширилось и раскрывалось, как парашют. Пламя накрыло сперва гобелены по обе стороны зала, потом обезьян. Оба шарометателя исчезли бесследно, десятифутовый отрезок стола превратился в ревущий костер.

— Есть! Получите, суки! — Пенни дал временный отдых филлорийскому лексикону.

— Любительщина, — проронил Бамс.

— Если у меня останется шрам, я оживлю этих тварей и убью снова, — пообещал Элиот.

Они двинулись в противоположную от огня сторону, мимо деревянных стульев с прямыми спинками. Узость помещения мешала им построиться боевым порядком — декорация, как в Скуби-Ду. Квентин, круша посуду, перескочил через стол, точно герой боевика через вездеход, подожженный огненной птицей.