Лев Гроссман - Волшебники

— Здесь — нет, — ответила Чур. — В сотне похожих мест.

— Однако корона спрятана в этом холме. Как она здесь оказалась?

Квентин тоже интересовался этим. Если корона принадлежала Мартину, то сюда он, возможно, и отправился. Здесь и умер.

— Корона здесь, и мы ее заберем, — нетерпеливо взметнул плащом Бамс. — Хватит вопросов.

Элис стояла совсем рядом с Квентином — маленькая, тихая и замерзшая.

— Квентин, я не хочу туда, — не глядя на него, сказала она.

На последней неделе он буквально часами придумывал, что скажет Элис, если она с ним заговорит, но при звуке ее голоса все тщательно сочиненные реплики мигом отпали. Огрызнуться проще, чем произносить речи. Злость делала его сильным, хотя — что ничуть не умаляло его эмоций — злился он как раз на слабость своей позиции.

— Не хочешь — вали домой, — сказал он. Тоже не больно-то остроумно, но это уже не имело значения: к ним кто-то бежал.

Бегущих было двое. Они шпарили от гробницы по мокрой траве, как спринтеры, страшно забавные и умилительные. Один, вроде гигантского серо-бурого зайца, фута четыре ростом и примерно столько же толщиной, скакал, заложив за спину длинные уши. Другой был грызуном вроде хорька или ласки, но бежал на двух ногах и был очень длинный, футов семи; больше половины приходилось на шелковистый торс. Подбородка у него не было, передние зубы торчали вперед.

Никаких звуков странная пара не издавала. Можно было подумать, что они просто хотят поздороваться, но Заяц держал перед собой два коротких меча, а Хорек размахивал посохом.

Они были уже в пятидесяти ярдах. Маги невольно попятились, словно теснимые невидимым силовым полем. Так и есть: они дошли до грани возможного, и событий не избежать. Бамс и Чур не тронулись с места. Никаких переговоров и камня-ножниц-бумаги не будет, начинал понимать Квентин: тут назревает драчка. А он-то думал, что готов ко всему. Нельзя же так! Кто-то должен это остановить. Девочки, включая Элис и Дженет, прижались друг к дружке.

О господи, началось. Реально.

Хорек добежал первым. Его глазищи моргали, посох выписывал восьмерки над головой.

— Хоп! — крикнула Чур.

— Ха! — отозвался Бамс.

Оба стали бок о бок, точно собираясь поднять что-то тяжелое. Потом Бамс отступил, а Чур выдвинулась вперед.

— Господи, — бормотал Квентин. — Господи-господи-господи. — Нет, к такому он не готов. Это не магия, это нечто противоположное ей. Мир рвался на части.

Хорек ткнул посохом, целя в лицо противнице. Оба конца длинной палки засветились оранжевым, как сигареты. Кто-то завизжал что есть мочи.

Чур, пригнувшись, избежала удара, выполнила плавный, почти медленный разворот и впечатала ногу в бесподбородочную челюсть Хорька.

Хорек, резцы которого окрасились кровью, только ухмыльнулся на это, но следующий пинок Чур пришелся ему по коленной чашечке. Он повторил прежний выпад. Чур перехватила тлеющий посох голой рукой — шлепок по ладони прозвучал как ружейный выстрел. Теперь ей уже было не до изящества: она дралась не на жизнь, а на смерть.

На секунду оба замерли в изометрическом противостоянии, после чего Хорек почти комически медленно вытянул шею с явным намерением вцепиться Чур в горло. Она, опередив его, столь же медленно ткнула посохом туда, где полагалось быть его кадыку, продолжая бить ногой по травмированному колену. Хорек, поперхнувшись, шарахнулся прочь.

В тот самый момент, когда у Квентина не стало больше сил на это смотреть, Хорек совершил свою последнюю роковую ошибку. Он отнял лапу от посоха — вероятно, чтобы нашарить нож на бедре — и Чур, получив перевес, швырнула его наземь так, что и дух вон.

— Ха! — Она дважды топнула по мохнатому горлу, и Хорек издал свой первый звук — долгий захлебывающийся хрип.

Чур, налившаяся кровью под светлой стрижкой, переломила посох через колено и прокричала в лицо поверженному врагу:

— Хаааааааааааааа!

Концы посоха выплюнули несколько слабых оранжевых искр. Схватка длилась минуту, если не меньше.

— Господи-господи-господи, — лепетал Квентин, кутаясь в собственные руки. Кого-то рвало. За все это время ему даже в голову не пришло прийти Чур на помощь. Нет, не готов он. Не для этого он явился сюда.

Второй боец, Заяц, так и не добежал до них. Бамс что-то сделал с его равновесием — он корчился на земле, как на мокром льду, и никак не мог встать. Чур, сделав сальто через Хорька, устремилась к нему, но Бамс ее задержал и обратился к магам:

— Может кто-то убрать его? Скажем, стрелой? — Непонятно было, злится он на них за бездействие или просто вежливо предлагает принять участие. — Ну? Кто-нибудь?

Все смотрели на него так, будто он говорил по-китайски. Заяц после очередной попытки заверещал, заплакал и метнул в них один из мечей, сильно промахнувшись при этом.

Бамс, не дождавшись ответа, недовольно отвернулся и взмахнул волшебной палочкой, точно стряхивая пепел с сигары. Бедренная кость Зайца хрустнула, крик стал еще пронзительней.

— Погодите! — Анаис отпихнула в сторону застывшую Дженет. — Дайте-ка я.

Тот факт, что она может двигаться и говорить что-то, превышал понимание Квентина. Она начала заклинание, сбилась, начала снова. Бамс не скрывал своего нетерпения. С третьей попытки она завершила сонные чары, которым их обучил Пенни. Заяц затих, лежа на боку — миленький такой зайчик. Парализованный Хорек давился, извергая красную пену, но никто не обращал на него внимания.

Анаис подобрала брошенный Зайцем меч, взвесила его на руке и гордо сказала Бамсу:

— Ну вот. Прирезать, и дело с концом!

Подростком в Бруклине Квентин часто фантазировал, как сражается с многочисленными врагами. Теперь он ясно и непреложно сознавал, что пойдет на все, пожертвует чем угодно и кем угодно, лишь бы только не подвергаться физическому насилию. Ему даже стыдно не было — стыд никакого отношения к этому не имел. Его новое трусливое «я» не вызывало у него никакого протеста. В случае чего он даст стрекача. Запросит пощады. Прикинется мертвым. Сделает все, что потребует от него ситуация.

Вслед за Бамсом и Чур — ничего себе имена, с опозданием думал Квентин — они прошли в холм. Квентин едва замечал, что там вокруг. Короткий коридор привел их в огромную круглую палату, занимавшую изнутри почти весь этот полый пригорок. Сквозь окно в потолке сочился зеленоватый свет, воздух был полон каменной пыли. В середине торчал медный разрушенный планетарий — все сферы упали с него, как шарики с осыпавшейся рождественской елки, и лежали внизу разбитые.

Среди поломанных столов и скамеек неподвижно лежала зеленая ящерица десяти футов длиной; никто не замечал ее, пока она внезапно не ожила и не удрала в темноту, скрежеща когтями по камню. Нахлынувший ужас почти порадовал Квентина: сильные чувства, как абразивный чистящий порошок, выскребали из него мысли об Элис, Дженет и всем остальном.