Ольга Шермер - Дела эльфийские, проблемы некромантские

Но однажды его братец так увлекся ритуалом, что не рассчитал силы и лично им «пробужденная» тварь разгрызла ему глотку А Риона словно подменили.

Сначала он прозрачно намекал, потом вкрадчиво интересовался и под конец уже чуть ли не требовал помочь ему провести ритуал воскрешения. Я прекрасно понимала, что он не мог смириться с гибелью брата и все мои попытки объяснить ему, что, во-первых, это запрещенный ритуал, во-вторых, мало шансов на успех, в-третьих, вероятность повторить судьбу брата была куда больше, поскольку ритуал не просто так находился под запретом. Мало того что это могло изрядно подорвать равновесие, так еще и «не совсем удачно воскрешенного» Илиана пришлось бы упокаивать целой толпой магов: вполне могло получиться существо похлеще хрисса.

Да и «удачно воскрешенный» мог оказаться лишь пустой земной оболочкой, которая получила бы такую силу, что пошла бы выкашивать целые деревни с одной лишь несвязной мыслью «человек — убивать».

Но Рион не желал ничего слушать. Он желал просто вернуть брата.

Так мы пошли в разные стороны одного пути: я — продолжая изучать некромагию, Рион — подавшись в чернокнижие. Наше общение начало медленно сходить на нет. Рион все чаще пропадал, возвращался осунувшийся, помятый, с впавшими щеками, ну точно «Костлявая с косой» из деревенских баек.

Все мои попытки с ним поговорить окончились ничем. Приятель лишь огрызнулся, сказав, что раз мне настолько не важна наша дружба, то он найдет себе новых друзей, которые смогут поступиться ради него законами. А если и не найдет, то сам вырастит. А мне рекомендовалось катиться к хриссам со своей моралью.

До хриссов я не докатилась, застряв в Академии, в которую на должность преподавателя некромагии взяли все-таки меня, а не Риона. Так что не думаю, что он мне будет шибко рад, появись я на его крыльце.

Сказать по правде, выбираться из этой чудовищной кровати мне хотелось ровно настолько же, насколько и не хотелось. Под поеденным молью, отсыревшим одеялом было не менее противно, чем под промозглым ветром, путающим волосы, на пустой улице, которая никуда не ведет.

Пересилив себя, я со скрипом встала, обвела взглядом унылый пейзаж вокруг, размяла плечи, пытаясь хоть немного взбодриться, и, подхватив сумку, стекла на первый этаж, в таверну.

Я было остановилась у стойки с желанием попросить плеснуть мне хотя бы травяного чаю, как за спиной под тонкий перебор лютни зазвучал приятный женский голос:

Усмехнувшись, я отвернулась от подошедшего ко мне трактирщика и выскочила под дождь. Он уже лишь мелко моросил, все еще неся с собой зябкую прохладу, и я шумно вздохнула, запрокинув голову к небу.

Жалеть себя можно было долго, процесс казался даже несколько привлекательным — полное бездействие, подкрепленное душевными терзаниями. Но жить как-то надо было и дальше.

Грязь противно хлюпала под сапогами, и я шагала туда, где за сырой пеленой мерцали огоньки жилых кварталов.

В первой же деревеньке мне улыбнулась удача.

Сначала прекратился дождь, а вскоре после этого мной была замечена фигура пожилой женщины, старательно что-то окучивающей в своем огороде.

— День добрый, бабуль! — как можно более приветливо выкрикнула я.

«Бабуля» отпрыгнула от капустной грядки, трижды перекрестилась во все стороны и лишь потом разглядела меня, радостно машущую ручкой из-за калитки.

— Добрый, добрый… Чавось тебе, красавица? — Она обтерла руки о фартук и приблизилась ко мне.

— Да узнать бы мне, бабуль. Домишко вот хочу у вас тут поблизости прикупить, только тревожно больно… Столько слухов про нечисть разную ходит, а так хочется спокойствия да умиротворения…

— Да у нас тут спокойно, як в могиле! — сообщила бабуля, употребив самое неудачное для некромага сравнение. Уж кто, как не он, знает, что в могиле порой все более чем неспокойно. — Правда, вот есть тут одно…

Она жестом подманила меня, чтобы я наклонилась поближе, и прошептала:

— Ходит тут один упырь… ночь через ночь, день через день, да прямо по моему участку! Малину поломал — раз, смородину поломал — два, кабачок раздавил — три!.. — Бабуля загибала пальцы, каждый раз потряхивая кулаком у меня перед носом, словно это я была виновата.

— А что за упырь? — оживилась я. — Вы его видели?

— Следы лаптей его позорных только и видела! Да хоть бы грядки обходил, окаянный!

— А с чего вы взяли, что это упырь?

— Да как же назвать его еще, проклятущего! Какой добрый человек решит так бабушке наподгадить! — Старушка сокрушенно покачала головой. Я прониклась.

— А может, вам помочь? — вкрадчиво поинтересовалась я, нащупав на поясе заметно опустевший кошелек.

— А чавось ты-то с ним сделать можешь, — отмахнулась от меня старушка.

— Ну бабуль, — я развела руками, — как вас звать-величать-то?

— Финая звать меня.

— Очень приятно. Позвольте представиться. Хельга, бывший преподаватель Академии магических искусств Гремора, некромант, некромаг.

— Ох ты ж провалиться! — вновь перекрестилась бабуля так спешно, что даже одарила меня крестным знамением по носу.

— Да не спешите вы проваливаться, я с добрыми помыслами, — наморщив нос, я на всякий случай сделала пару шагов назад.

— Это ж с какими такими «добрыми помыслами» ныне некромансеры треклятые шарются? — подозрительно прищурилась бабулька.

— Так от упырей честных жителей избавлять! — сообщила я и задумалась, не двойственно ли звучит фраза. Кого от кого избавлять и кто из них при этом более честный?

— Чавось-то ты на некроманта-то и не похожа вовсе.

— Рушим стереотипы, — развела руками я. — Да заработок нужен хоть какой-то.

— Работу ищешь, что ль?

Я кивнула:

— Да, можно и так сказать. Подработку скорее, временную. Так, может, вам упыря-то извести? А то кабачки так жалко…

— Жалко, — согласно кивнула бабуля, явно сомневаясь, что ей важнее — ее репутация после общения с некромантом или таки урожай.

Урожай победил. Мы сошлись на том, что бабуля не вникает в таинство моей магии и вообще покидает дом до завтрашнего вечера, я продемонстрировала вялые способности к магии в принципе и оставила в залог три золотых при условии, что по выполнении мне вернется пять сверху.

Побродив по окрестностям до вечера и честно приняв пост от старушки, уезжающей к родственникам в соседнее селение, а также дав клятвенное обещание, что не буду никого оживлять на ее огороде (тут вот закралось сомнение в ее добропорядочности, у кого из добрых жителей есть скрытые захоронения у дома?), я осталась хозяйничать в небольшом домишке.