Ольга Шермер - Дела эльфийские, проблемы некромантские

А вечером был бой.

Где-то за полвески до начала ко мне заглянул лекарь. Под пристальным взором Гринвальда ощупал меня с головы до ног и заключил, что я абсолютно здоров и пригоден к дальнейшему избиению. Рубашку мне обратно надеть не позволили. То ли для того, чтобы повреждения были зрелищнее, то ли чтобы доставить удовольствие и женской половине зрителей показом полуголых мужиков.

Меня, как новое пикантное блюдо, видимо, решили оставить на десерт. Шло время, за мной никто не приходил, только доносились радостные крики и разочарованный вой толпы с Арены. Один раз несколько оборотней в панике пронеслись по коридору, громко требуя лекаря. Очевидно, одному из моих собратьев по несчастью не повезло. Когда я уже совсем заскучал и даже вознамерился вздремнуть, несмотря на шум, дверь наконец распахнулась, и под прицелами арбалетов меня вывели наружу. Ослепительный свет резанул глаза. Несмотря на сгустившиеся сумерки, арена сияла огнями. Крики разгоряченной видом крови толпы били по ушам. На моих глазах уволокли за ноги чье-то бесчувственное тело, а слуги шустро присыпали буровато-красные пятна свежим песочком.

В животе что-то неприятно съежилось. Мне приходилось бывать во многих переделках, но такое я видел впервые. То, что меня сейчас будут убивать не потому, что я кому-то мешаю или не нравлюсь, а просто потому, что этим дикарям хочется на такое посмотреть, было странно. Странно до дикости. И даже отчасти… страшно.

Я вдруг почувствовал, как запульсировал corali, распространяя легкие волны тепла. То ли примерещилось, то ли бившаяся в такт моему сердцу вещица решила меня подбодрить. На плечо легла тяжелая сухая ладонь.

— Твоя очередь, остроухий, — в голосе Гринвальда прозвучало нечто похожее на сочувствие. — Не бойся, равных тебе противников тут сейчас нет. Моему опыту можно верить.

С чего это вдруг такая забота? Я одарил оборотня удивленным взглядом, тот мгновенно отвернулся и убрал руку.

— А сейчас, дамы и господа, невероятный сюрприз от хозяина сегодняшних боев. Новый раб господина Шаркского, безымянный… темный эльф!

Я, не дожидаясь чьего-либо пинка, сам шагнул на арену. Трибуны взвыли. В тот же момент на другом конце поля появился мой противник. Распорядитель боев пытался что-то про него рассказать, но был неспособен перекричать разбушевавшихся оборотней.

Мы шагнули друг навстречу другу…

А потом все как-то смазалось. Крики, яркий свет, пульсация corali. Я словно растворился в происходящем. Со мной такое было впервые. Обычно во время схватки я предельно собран, мозг четко оценивает ситуацию. А сейчас, казалось, я не думал вообще. Пришел в себя, только когда меня огрели кнутом по спине, и я выпустил горло противника. Тот упал на колени и судорожно закашлялся, хрипло вдыхая воздух. Я даже не понял, сколько времени все это заняло.

— Еще!!! Еще давай!!! — зычно завопил чей-то голос.

— Бейте остроухого!

— Шрама против него!

На Арену выпустили следующего. Сомнений не возникло, Шрамом был именно он. Не знаю, что с мужиком в этой жизни приключилось, но его кожа вся была покрыта мелкой белесой сеткой, очень четко выделяющейся на загаре. Он взвыл, как раненый бык, и бросился на меня.

А я снова будто растворился.

Потом был Змей.

Потом Тощий.

Последний, по прозвищу Эльф, человек с длинной золотистой шевелюрой, почти как у моего братца, забранной в хвост (за нее, полагаю, он и получил такую кличку), мне запомнился. Не только из-за прически. У него был жестокий взгляд того, кто любит причинять боль и кому нравится то, чем он занимается.

Проведя четыре боя подряд, я почувствовал, что теряю эту мистическую концентрацию. Дышать было тяжеловато, Тощий умудрился хорошенько приложить меня в грудь, в висках стучала кровь, противно ныли костяшки пальцев и запястья. Насколько я понял, меня должны были отправить отдохнуть уже после первого боя, а потом выставить на арену снова, но публика не хотела меня отпускать. Не знаю, что у них было на уме: посмотреть на меня подольше или таки добиться, чтобы меня избили, и отомстить тем самым за какие-нибудь обиды, нанесенные эльфами, — но в какой-то миг я готов был уже сдаться… пока не увидел глаза этого человека.

Он стремился причинить мне боль. Он жаждал этого. А мне искренне захотелось его прикончить. И если бы не клятва, данная Локсли, я бы даже попытался воплотить свое желание в жизнь.

Гул голосов не отходил на второй план, а лишь мешал сосредоточиться. Мужчина приближался ко мне мягким кошачьим шагом и не торопился нападать. Верно, первый атаковал — первый раскрылся. Я бы тоже не торопился, но мне хотелось покончить с этим.

Он начал методично меня избивать. Воин не подпускал меня близко и умело пользовался любым шансом нанести удар, пусть даже вскользь. Если бы я был человеком, то уже валялся бы на песке. Я, правда, один раз и повалился, но поспешно вскочил и не дал огреть себя ногой по ребрам. В глазах Эльфа промелькнуло глубокое разочарование.

Впрочем, у меня был очень простой план. И упал я отнюдь не случайно. Окровавленный, извалявшийся в пыли, тяжело дышащий противник не внушает опасений. Кажется, еще один удар — и враг корчится у твоих ног и молит о пощаде. И мне нужно было, чтобы эта сволочь расслабилась, иначе особых шансов на победу я не видел.

Его кулак устремился к моей челюсти… и не обнаружил ее. Я уклонился, схватил его за запястье и одним движением его сломал. Человек взвыл. Я добавил ему в солнечное сплетение, позволил упасть и от души проделал с ним то, что он не успел проделать со мной, — ударил ногой по ребрам, с радостью констатировав, что пара штук точно треснули. А потом тут же отошел, не дав возможности подбежавшим стражникам оттащить меня силой.

Оборотни ликовали и бесновались, в одной из лож даже разгорелась драка. Кто-то, наверное, проиграл немало денег. У меня потекла кровь из носа и закружилась голова. Кажется, переусердствовал, поддаваясь этому гаду.

Я пошатнулся, но меня тут же схватили за предплечье, заставляя удержаться на ногах. Краем глаза, ибо голову поворачивать было тяжело, я разглядел профиль Гринвальда.

Распорядитель радостно вопил мне хвалебные речи, на песок тяжело сыпались монеты, которые собирали проворные мелкие служки. Хозяин важно аплодировал, благосклонно мне улыбаясь.

Гринвальд заставил меня поклониться, а потом утащил с Арены, довел до камеры без всякого конвоя и уложил на кровать. Вокруг засуетился лекарь. А я предпочел провалиться в небытие.

Проснувшись на следующий день, я почувствовал себя неожиданно бодрым, помимо парочки ссадин и нескольких синяков на теле больше ничего не обнаружилось, лекари у оборотней и впрямь были выше всяких похвал. Я выглянул в окно. Как оказалось, от тренировки меня сегодня освободили: остальные бравые парни дружно махали кулаками на площадке.