Вероника Мелан - Ассасин

Какое-то время я и «бьюик» кружили по спальным районам, затем приблизились к центру, где днем и ночью кипела жизнь — мелькали разноцветные огни, люди прогуливались по тротуарам, из приоткрытых дверей кафе доносилась музыка. Далее высотки сменились сверкающими небоскребами, возле дорогих отелей потянулись длинные ряды сверкающих авто, ветровое стекло отразило названия самых престижных ресторанов города: «Ла Плаза», «Дамур», «Генданс»…

В первых двух мне однажды удалось побывать — в них Саймон праздновал успешные показы своих коллекций, о последнем же я только слышала. А он оказался роскошным отдельно стоящим особняком с лепными фронтонами: окна декорированы цветами, за окнами — в тепле, светле и уюте — люди.

«Везучие. У вас там, наверное, и музыка, и хорошая компания, и вино. А главное — вам не нужно никуда торопиться».

Подавив раздражение, я свернула с центрального проспекта. Долго кружила по прилежащим улицам, вчитывалась в дорожные знаки — искала указатель на трассу «И21», сверялась с картами и… незаметно для себя заблудилась.

Черт, не могла купить навигатор?

Остановилась у обочины, при свете включенной лампочки долго шуршала картой, водила по ней пальцем, искала знакомые названия. Нашла, облегченно выдохнула — кажется, я в квадрате «К-13». Если проеду прямо несколько кварталов, то уткнусь в пересечение с бульваром Антуан, по нему налево, а там до первой развилки — вроде бы выполнимо.

Я погасила свет в салоне, вновь пристегнулась и, прежде чем завести мотор, огляделась по сторонам. Район вокруг был хорошим. Особняки все как один дорогие, заборы высокие, сады ухоженные. В какой-то момент мой взгляд задержался на доме справа: три этажа, центральный вход, лужайка, тропинка до забора, витой балкон…

Балкон.

Волосы на моем затылке моментально встали дыбом, ибо этот балкон я узнала бы из многих тысяч, хотя видела лишь однажды и изнутри.

Дом Рена — я глазам своим не верила! Я остановилась не где-нибудь еще, а именно у дома Рена! Раньше мечтала отыскать его, узнать адрес, запомнить, вернуться, а теперь… Стояла у самой его ограды и осоловело взирала на темные стены, неспособная поверить ни в случай, ни в совпадение. Это что — издевательство судьбы?

Несколько секунд моя голова отказывалась думать.

За каким-то чертом, неспособная сдержать порыв, я вышла из машины, захлопнула дверцу «бьюика» и теперь смотрела на темные окна сквозь тонкие прутья высокого забора.

Здесь. Все когда-то случилось здесь — боль, горечь и обида вдруг всколыхнулись и всплыли со дна души: здесь меня когда-то лечили, здесь любили, здесь кормили завтраком, здесь Рен впервые решился назвать свое имя.

«И отсюда же меня когда-то забрала Комиссия».

Воспоминания волна за волной накатывали на болезненно сжавшееся сердце, мешали связно мыслить, заставляли забыть о настоящем и возвращали в прошлое.

Я чувствовала, как дрожу на прохладном ветру. Ноги сами шагнули вперед, руки взялись за холодные прутья; просунув лицо сквозь решетку, я не отрываясь смотрела на дом. Тихо колыхалась листва на деревьях — совсем как в ту ночь, когда я проснулась в комнате одна.

Реальность пошатнулась. На короткий миг мне вдруг показалось, что ничего не было: ни Комиссии, ни Корпуса, ни боли. Что все вернулось назад к тому времени, когда мы стояли на балконе, и Рен впервые начал шутить и улыбаться.

Я вспомнила и о том, как сильно любила его тогда — смелого, недоступного, уверенного в себе.

«А ведь я никогда не переставала его любить».

Мысль жгла, но от нее не скрыться.

«Если бы все пошло иначе…»

Я обижалась на Декстера в Корпусе, но ни на минуту не забывала о нем — ненавидела его, мечтала побить до синяков в кулаках, выкричать все до хрипоты в горле, но продолжала дышать им.

«Да, Элли, дурость не лечится».

Дурость, может, и не лечится, а вот любовь вполне способна умереть, пусть и не сразу.

«Ничего, я когда-нибудь дождусь этого момента. Момента, когда вспомню о нем и ничего не почувствую».

Пытаясь сдержать горячие слезы, я часто заморгала. Особняк расплылся перед глазами, но мне не нужно было его видеть, чтобы помнить, — образы сохранились в моей голове так четко, словно их выжгли раскаленным клеймом прямо на коже. Как тот номер. Который, я думала, никогда не наберу.

Набрала.

Перед глазами всплыл Рен — как он стоял на балконе тихий и задумчивый, как смотрел на меня с непонятным блеском в глазах, как отставил прочь стакан…

Все это было «до» того — просто «до». До визита к Стэндэду, до ранения, до слов «Молчи, я не разрешал тебе говорить».

Да, не разрешал. А зря. Вереница дальнейших событий вихрем пронеслась перед глазами, сердце наполнилось болью, стало трудно дышать.

Я отшатнулась от ограды.

Зачем я стою здесь? Меня никто не ждет, не любит, не вспоминает. Все это призраки прошлого и иллюзии воспаленного воображения, и ничего более.

В тот момент, когда я решила вернуться к машине, позади «бьюика» бесшумно припарковался дорогой черный автомобиль.

Он подходил ко мне медленно.

Глаза прищуренные и удивленные, мелькнувшая на лице радость тут же сменилась привычной маской — ледяной и непроницаемой, мышцы во всем теле напряжены. Я чувствовала его так же хорошо, как саму себя. То же напряжение, та же опаска, то же недоверие во взгляде — черт, ну надо же нам было встретиться!

Мне на удивление сильно хотелось просто рвануть с места, однако интуиция твердила, что это не лучший план: попробуй убежать от хищника, и он тут же, ведомый инстинктами, кинется за тобой следом. Лучше двигаться спокойно и сдержанно, а там по обстоятельствам.

Я просто стояла, Декстер приближался. Теперь мы смотрели друг на друга, как два вождя чужеземных племен. Война? Мир? Переговоры?

Интересно, он знает о том, что я сбежала из Корпуса? Если так, то я в полной заднице, потому что он сдаст меня назад.

«Или не сдаст? Может, он не знает о наказании? Да уж, конечно, не знает…»

Лучше бы я здесь не стояла.

Превратившись нервами в стальной канат, я следила за тем, как он подходит все ближе. Мое тело одеревенело, лицо застыло, во рту моментально пересохло.

А он, оказывается, красив — я и забыла. Забыла, насколько красив.

Мысль эта ничего, кроме новой боли в сердце, не принесла.

Серо-голубые глаза прощупывали меня рентгеновским лучом, пытались пробраться в самые потаенные уголки — бесполезно, Корпус научил меня скрывать эмоции.

В моей памяти Рен всегда был высоким и широкоплечим, но теперь, когда я вновь увидела его так близко, мне показалось, что он просто огромный. Остановившись в шаге от меня, он какое-то время молчал — ждал, что я начну разговор первой, но, не дождавшись, спросил: