Вероника Мелан - Ассасин

— Черт, глазам не верю…

Дрейк рассмеялся и хлопнул Рена по плечу:

— Я знал, что не ошибся. А дальше ты сам разберешься. Мне пора.

И он, крайне довольный собой, зашагал по песку обратно к машине.

Просыпалась я медленно. Сознание кружило по спиральной дымке в тумане. Выше, выше, еще выше, к поверхности. Постепенно к дымке прибавились запахи и звуки, с каждой секундой они становились все более четкими, осязаемыми, не хватало только изображения.

Когда мне хватило сил и решимости открыть глаза, я увидела, что лежу на кровати в знакомой полутемной комнате, заботливо укрытая одеялом, а вокруг тишина, и лишь далекий плеск волн напоминает о том, что я все еще нахожусь на берегу океана. В узкие занавешенные окна лился утренний свет, за стенами бунгало щебетали птицы.

«Двадцать второе сентября. Надо же, это двадцать второе сентября. Кто бы мог подумать?»

Я улыбнулась.

Рен все-таки сделал это, успел. То, что моя голова отныне снова целиком и полностью принадлежит мне и я не делю ее более ни с какими странными голосами, я ощутила сразу же, как проснулась. Необыкновенно светлое и легкое ощущение, которого мне не доводилось испытывать уже много дней, наполнило тело от макушки до пят. А я продолжала лежать, кутаясь в мягкие простыни, счастливо глядя на маленький кусочек серого неба за окном.

«И теперь можно больше не бояться. Не ждать, что станет слишком поздно. Не возводить кирпичную стену. Жить и не спешить».

Как же я устала от нее — от вечной спешки, от гонки за жизнью, от страха и паники, которые, казалось, навсегда поселились внутри меня. Ушли безысходность и отчаяние, ушла наконец боль.

И я вдруг стала счастлива — полностью и безраздельно. Пусть хотя бы на сегодня, на эту минуту.

Дверь скрипнула. Я резко повернула голову — в бунгало вошел Рен. Мне всегда казалось, что при его появлении помещение становится меньше и теснее — он неуловимо заполнял пространство. Так случилось и в этот раз. Настороженно вглядываясь в его лицо, я приподнялась с кровати. С некоторых пор этот мужчина стал ассоциироваться у меня с надвигающейся бедой, и мне не хотелось провоцировать обстоятельства. Если сейчас он подойдет ближе или присядет на кровать, то я окажусь в двусмысленном положении, будучи вынужденной оттолкнуть или поощрить его. А мне не хотелось ни того, ни другого — слишком сложная гамма чувств бушевала внутри.

Чувствуя мое напряжение, Рен не стал приближаться, опустился на один из плетеных стульев у стены. Никто из нас не спешил прерывать молчание, мы просто смотрели друг на друга.

— Спасибо, что помог мне, — наконец выдавила я.

Вместо ответа он опустил голову и посмотрел на камешек, который крутил в руках. Мне показалось, что в его глазах мелькнула грусть.

— Как ты узнал? — Хотелось, чтобы он поднял голову, хотелось рассмотреть это странное и незнакомое выражение глаз — что в нем?

— Узнал что?

— Все.

Рен отложил камень и наконец взглянул на меня. Пытливо, сложно, глубоко.

— Я поговорил с Марком и понял, что ошибся. Попытался отыскать тебя, но не смог, зашел к твоей подруге — она рассказала.

Кусочки головоломки медленно встали на свои места. Значит, это Лайза рассказала про Корпус. Я едва не улыбнулась, представляя реакцию подруги, когда она увидела на пороге этого бугая. Поди, не удержалась, сказала ему пару ласковых.

— А как ты понял, что я здесь, на пляже? Лайза не знала этого.

— Почувствовал. — Взгляд Рена был тяжелым, мне становилось все труднее его выдерживать, и я потупилась. А через секунду подумала о том, что если ловушки больше нет, то меня попытаются вернуть в Корпус другим способом. Радужное настроение поблекло.

— Меня снова туда посадят, да?

В горле встал ком; Рен понял, о чем речь.

— Нет, — он покачал головой, — тебя никто не будет преследовать. Ведь ты не сама избавилась от ловушки.

— Значит, теперь они будут преследовать тебя?

— Нет.

Мое удивление росло.

— Кто ты такой? — спросила я то, что должна была спросить с самого начала. — Почему ты оказался способен сделать то, чего не смог сделать даже сенсор? Сколько у тебя власти?

Рен смотрел в сторону.

— Много.

— Видимо, очень много…

— Очень много.

Он все так же смотрел в сторону. Вдруг накатило ощущение, что я совсем не знаю сидящего напротив человека. Он одновременно притягивал и отталкивал, заставлял всматриваться в непроницаемое лицо, призывал понять, что таится в глубине серо-голубых глаз за невидимым заслоном. Его сила чувствовалась на расстоянии. Обладая уникальной проницательностью и умом, он был способен на странные поступки — иногда холодные и жесткие, иногда откровенно жестокие. А иногда очень мягкие. И я все еще любила его, однако больше ни при каких обстоятельствах не собиралась говорить ему об этом.

Уже пробовала. И повторять не хотелось.

Решение принято. И пусть он помог мне с ловушкой, помог в самый важный момент моей жизни, но наши пути, так или иначе, разошлись. Жаль, что ничего уже не исправить.

— Прости за машину. — Он следил за моим лицом, а я пряталась за равнодушной маской. — Я старалась ездить осторожно, чтобы не помять ее.

— Забудь про машину.

— Хорошо.

— И…

— Что?

— Останься.

Вдруг произнес он, и я застыла.

Стоя возле кровати с приоткрытым ртом, я несколько секунд не могла произнести ни слова. Сердце забилось тяжело, старое лезвие будто провернули, и начавшая было затягиваться рана закровоточила. Зачем он просит об этом… после всего? Чтобы загладить вину? Я покачала головой.

— Тебе не стоит этого говорить. Я не обижаюсь, правда, но незачем.

Рен меня будто не услышал. Повторил тихо и очень искренне:

— Не уходи.

Мне стало больно. Уловив, что он сейчас поднимется со стула, я вскипела:

— Какого черта, Рен? Ведь только сейчас все начало налаживаться! Зачем? Однажды ты уже ясно дал понять, до какого места тебе все мои чувства. Давай не будем повторять это дважды.

— Элли, прости меня.

— Простить тебя за что — за нелюбовь? — я рассмеялась. — Ты ни в чем не виноват, насильно мил не будешь.

— Подожди…

— Нет, Рен, хватит. Позволь мне уйти, я больше не желаю нашего общения — оно тяготит меня.

В серо-голубых глазах застыла боль, но моя собственная обида тоже требовала выхода.

— Поверь, я больше не буду беспокоить тебя в будущем, и надеюсь, что ты сделаешь то же самое. Хватит с нас отношений, ладно? Любви, даже если бы она существовала и у тебя, тоже хватит. Я хочу забыть тебя.

Он опустился обратно на стул и закрыл глаза. А я на деревянных ногах дошла до двери и вышла наружу.

Решение покинуть город пришло неожиданно.

В какой-то момент я просто поняла, что меня больше ничего не держит — ни работа, ни друзья, ни любовь, которая, полыхая, случайно выжгла все достоинства прежней жизни. Перед глазами все еще стоял Рен и то его болезненное выражение лица, которое появилось после моих фраз, но я всячески старалась не думать об этом. С упорством бейсболиста я отбивала вкрадчивые предположения о правдивости его слов — не желала поверить в иллюзию, на которую уже поймалась однажды. Не мог он желать, чтобы я действительно осталась. Не мог он желать, чтобы я осталась, — не после того, что произошло в лесу.