Джон Толкин - Властелин Колец: Братство Кольца

— Забавно! — воскликнул Мерри. — Я чувствовал почти то же самое, только… только… В общем, не буду об этом, — скованно добавил он.

Похоже было, что все испытали подобное: каждый почувствовал, что ему предлагают выбор между лежащей впереди Тьмой, полной опасностей, и самым заветным желанием — это желание лежало совсем рядом, и чтобы оно осуществилось, нужно всего лишь свернуть с дороги и оставить другим поход и борьбу с Сауроном.

— Мне тоже кажется, что мой выбор должен остаться в тайне, — серьезно сказал Гимли. — Он будет известен только мне.

— Все это выглядит чрезвычайно странным, — заметил Боромир. — Может, это было лишь испытание, и Владычица хотела прочесть наши мысли с добрым намерением. Однако, должен сказать, что она искушала нас и предлагала то, что в ее власти дать нам. Нет необходимости говорить, что я отказался ее слушать. Люди Минас-Тирита верны своему слову…

Но что предлагала ему Галадриэль, Боромир так и не сказал.

Что же касается Фродо, то он молчал, хотя Боромир засыпал его вопросами.

— Она дольше всего смотрела на тебя, Хранитель Кольца, — сказал он.

— Да, — ответил Фродо, — но что бы ни вошло в мою голову, пусть там и останется.

— Ты поостерегись! — сказал Боромир. — Я не очень верю этой эльфийской Владычице и ее затеям.

— Не говори плохо о Владычице Галадриэль, — строго прервал его Арагорн. — Ты сам не знаешь, что говоришь! Ни в ней, ни в этой земле нет Зла, если только человек не приносит его с собой. И тогда ему действительно лучше поостеречься. С тех пор как мы покинули Ривенделл, сегодня ночью я впервые буду спать спокойно. Я хочу крепко уснуть и хоть на время забыть о нашем горе. Я устал и телом и душой.

Он бросился на свое ложе и тут же уснул.

Остальные вскоре последовали его примеру, и ничто не тревожило их сон. Проснувшись, они увидели, что лужайка перед шатром залита ярким светом дня и фонтан сверкает на солнце.

Несколько дней они провели в Лотлориэне. Все это время ярко светило солнце, лишь изредка выпадал мягкий теплый дождь, освежая все вокруг. Воздух был прохладен и мягок, как ранней весной, однако уже чувствовался глубокий покой зимы. Путники ничем не занимались, только ели, пили, отдыхали и прогуливались среди деревьев, и этого было довольно.

Они больше не видели Владыку и Владычицу и мало беседовали с эльфами: лесной народ почти не знал язык вестрон. Халдир распрощался с ними и ушел обратно к северным границам, где после тех новостей о Мории, что принесли путники, были усилены сторожевые посты. Леголас почти все время проводил с галадримами, хотя возвращался, чтобы поесть и поговорить с другими. Уходя, он, к удивлению остальных, часто брал с собой Гимли.

Друзья постоянно говорили о Гэндальфе, и то, что каждый знал о нем, ярко вставало в их памяти. Когда прошли усталость и боль, горе от этой утраты стало еще острее. Они часто слышали поблизости пение эльфов и знали, что те слагают плачи о гибели Гэндальфа: его имя звучало среди нежных и печальных, но непонятных им слов.

— Митрандир, Митрандир! — пели эльфы. — О, Серый странник! — Так они любили называть его. Но когда Леголас был рядом, он не переводил их песни, ибо, как он пояснил, должным искусством он не обладал, а горе его так велико, что вызывает слезы, а не пение.

Фродо первым попытался излить свое горе робкими словами. Его редко тянуло сочинить песню или стихотворение, даже в Ривенделле он только слушал, но сам не пел, хотя в памяти его хранилось множество стихотворных строк, сложенных другими. Но сейчас, когда он сидел у фонтана в Лориэне и вокруг звучали голоса эльфов, его мысли облеклись в форму песни, и песня эта показалась ему красивой. Правда, когда он попытался повторить ее Сэму, то смог вспомнить лишь часть — от нее осталась будто горсточка увядших листьев.

— Вы скоро превзойдете господина Бильбо, — заметил Сэм.

— Боюсь, что нет, — ответил Фродо. — Но это лучшее, что я смог сочинить.

— Ну, господин Фродо, если вы сочините еще одну, вставьте, пожалуйста, словечко о его фейерверках, — попросил Сэм. — Что-нибудь вроде этого:

— Нет, это я оставлю тебе, Сэм. Или, может, Бильбо. Но — хватит, я не могу больше говорить об этом. Не представляю, как сообщу ему эту новость.

Однажды вечером Фродо и Сэм прогуливались в прохладных сумерках. Оба вновь ощутили беспокойство. Но Фродо внезапно почувствовал тень предстоящей разлуки: он каким-то образом понял, что очень скоро придется покинуть Лотлориэн.

— Что ты думаешь теперь об эльфах, Сэм? — спросил он. — Я уже спрашивал тебя об этом раньше. Кажется, это было много веков назад, но с тех пор ты многое повидал.

— Да уж! — согласился Сэм. — И я считаю, что есть эльфы и… Эльфы. Все они — эльфы, но по-разному. Этот народ в Лориэне больше не странствует повсюду и больше похож на нас: похоже, здешние эльфы сроднились с Лориэном больше, чем хоббиты с Уделом. Трудно сказать, они ли сделали землю такой или земля сделала их, если вы меня понимаете. Здесь удивительно спокойно. Кажется, ничего не происходит, и никто не хочет, чтобы происходило. Если в этом какое-то волшебство, то оно настолько глубоко, что мне до него, как говорится, не докопаться.

— Оно здесь повсюду — сказал Фродо.

— Ну, — ответил Сэм, — я хочу сказать, что никто этим специально не занимается. Никаких фейерверков, которые обычно показывал бедный старый Гэндальф. Интересно, что мы ни разу за эти дни не видели Владыку и Владычицу. Теперь мне кажется, что она может делать удивительные вещи, если захочет. Мне так хочется увидеть эльфийское волшебство, господин Фродо!