Терентий Гравин - Игрок поневоле

— Надо самим зарегистрироваться и внести залог за улетающую с нами фейри.

Понимание к моим спутникам пришло, но не ко всем. Обнищавший, поиздержавшийся рыцарь, на фоне такой заискрившей жемчужины, теперь всё время только и думал о пополнении своего кошелька:

— Но раз там принимают залоги, а то и налоги, то, несомненно, ведут массу иных финансовых дел. Значит, там — золотое дно!

— Или золотая крышка… от твоего гроба! — повысил я в раздражении голос. — Сколько раз тебе можно повторять?! Даже мыслей в голове не держи о плохом поведении в стенах Ихреза! Иначе я за себя не ручаюсь!

И тут совершенно неожиданно хмыкнула со стороны Даниэлла:

— Максим-Адриано, я тебя не понимаю. Здесь все миры на том и построены, чтобы каждый наживал себе капитал за счёт собственного ума, ловкости, силы и умения сражаться любым оружием. Поэтому ты, как лидер группы, просто обязан подхватывать начинания, инициативы и предложения остальных членов, развивать их, обдумывать и выдавать уже готовый план реализации. И в данном случае доблестный рыцарь Чайревик предлагает чудесный вариант быстрого и лёгкого обогащения. Достаточно лишь верно в той канцелярии осмотреться, что следует приметить и составить надлежащий план. Или ты не умеешь разрабатывать подобные планы? Так и скажи, мы тебе поможем! Правда, ребята?

Пятница знал, что мы небедные, и верил, что я нежадный. Только того, что у нас хранилось на хуторе, нам хватит всем и надолго. Поэтому парень дипломатично промолчал, хотя глазки у него и блеснули с воровским вожделением.

Зато белый и честнейший поборник добра и справедливости готов был мчаться грабить уже и немедленно:

— Истину глаголете, ваша светлость! И любое наше деяние против зла и тьмы в этом городе умертвий будет замечено светлыми богами и должным образом ими вознаграждено!

— Ну, ты и ханжа, Череви́к! — в презрении перекрутил я ник Димона. — Мозги-то хоть включай иногда! И вспомни про данное тобой обещание вести себя примерно и никуда не влезать.

— А это и означает вести себя примерно! — запальчиво продолжила спор сияда. — Отобрать золото, бессмысленно хранимое неразумными и мёртвыми существами, — достойно каждого игрока или энпээсника.

— Ну, во-первых, по поводу неразумности я готов поспорить. Та же Тьюша соображает и логически мыслит не хуже некоторых. Если не лучше!.. А во-вторых, никто вас, таких резвых и шустрых, в группе не держит. Завтра мы с Александром убываем с караваном, а вам оплачиваем проживание в гостинице ещё на двое суток. И пожалуйста, творите и планируйте, что вам только в голову не взбредёт.

С минуту мы все ехали молча, мысленно обдумывая, что и как сказать дальше. Первой, с явным вздохом сожаления, заговорила сударыня Дарзлей:

— Увы! Без целостной и слаженной работы всей нашей группы у нас ничего не получится. Это я могу сказать и без осмотра канцелярии. Нам в любом случае понадобятся и Шершень, и Меч со Щитом. Без них — никак…

Светлый паладин угрюмо молчал, как бы полностью соглашаясь с высказываниями дамы. А я почему-то сразу поверил, что не будь наше оружие именным и легендарным, или умей им управляться кто угодно, нас эти «двое товарищей» могли и зарезать во сне. Так сказать, ради торжества справедливости и свершения задуманной экспроприации в данном городе.

Ещё что меня весьма расстраивало, так это поведение Даниэллы. То она такая вся справедливая и правильная, то прямо дьявол во плоти! То ведёт себя игриво и ластится, то колется и обжигает ледяным высокомерием. То поддерживает меня в деле воспитания и наущения некоторых несознательных элементов, то потворствует им, словно специально сея в команде рознь и напряжение. Соответственно с её поведением менялось и моё отношение к ней: то хотелось ухватить в объятия и страстно зацеловать, то не менее страстно, но уже в гневе — задушить. И что характерно, в моём сознании крепло понимание, что девица делает всё специально, чётко контролируя каждое своё движение и каждую ответную реакцию на него с нашей стороны.

Как с этим бороться? Что этому поведению ведьмы противопоставить? Как не уподобиться самцу, реагирующему на манипуляции с ним не мозгом, а совершенно иным местом? Тем более что сияда (чего уж там скрывать!) в любом случае нравилась мне невероятно. По крайней мере, её облик и в самом деле стопроцентно соответствовал выстраданному мною идеалу совершенной женщины.

Только я прекрасно понимал: как только я об этом проболтаюсь или баронета Дарзлей сама догадается по косвенным признакам — мне наступит конец. В полном смысле этого слова. С меня снимут шкуру вместе с глупой головой и будут об неё несколько сотен лет вытирать обувь. Хорошо ещё, если не с острыми каблучками.

Чтобы этого не случилось, следовало немедленно выработать действенную тактику и стратегию в собственном поведении. Сегодня меня выручил здорово лысый гном, но в следующий раз удача от меня может отвернуться, поэтому следует рассчитывать только на мой мозг. И задача у мозга только одна: моментально отсечь все ненужные эмоции, рецепторы и зрительные восприятия остального тела, как раз тот самый мозг и отключающие. Сложно? О! Ещё как! Был бы рядом со мной мой лечащий психиатр, Аристарх Александрович Синицын, он бы научил нужным методам и навыкам. А так пришлось самому вспоминать, сопоставлять и придумывать.

Я додумался до самого элементарного: надо просто обучить мозг определённой, жутко неприятной команде, благодаря которой он станет вводить меня в состояние крайнего отвращения, уныния и даже презрения. А что это может быть за команда? Или, точнее говоря, напоминание? Правильно, только одна, при которой необходимо вспомнить, кто я есть на самом деле, где лежу с уткой между ног и как страшно выглядит моё изрезанное осколками и обезображенное огнём лицо. Что там санитары обо мне порой говорили, когда думали, что я в коме? «Редкий урод!», кажется… Ещё и о веках раздвоенных, и о других частях лица с удивлением переговаривались. Так что я сам с содроганием представлял свою внешность там, в мире Земли.

Команда для внутреннего содрогания теперь будет звучать коротко и убийственно: «Урод!» Это напоминание меня сразу вгонит в нужный тонус и никакие ухищрения ведьмы теперь мою защиту, бронированную самыми неприятными воспоминаниями, не пробьют.

Ура мне, великому психу всех времён и народов, занявшемуся самолечением!

Попробовал пару раз — действует! Только начинаю присматриваться к такому милому личику или к такой соблазнительной фигурке и расплываться дрожжевой массой, как звучит окрик мозга «Урод!», и я вновь холодная, равнодушная скала из гранита. Лепота!

Кажется, дама мои пробы, испытания, занятия экзорцизмом заметила. Почувствовала нечто неладное, догадалась, что я изгоняю из себя этакие путы ведьмы, и явно забеспокоилась. Похоже, начала догадываться, что победа над моим телом удаляется в туман неопределённости и отрицания. По крайней мере, я такие выводы делал по причине появления растерянности в её ауре, непонимания и крайней досады. Да и губки свои коралловые она стала покусывать в задумчивости… И язычком розовым облизывать эти губки… И зубки белоснежные…