Мари Ардмир - Профессорская служка

Голос кажется знакомым, несмотря на сонную хрипотцу, но в то же время ему чего-то не хватает, то ли лукавства, то ли ехидства. Отпустила подушку и одной рукой потерла глаза. Вставать не хочу, но, видимо, придется.

— А я-то думал, что ты так лишь с одеялом спишь. — Веселый хмык и замечание с улыбкой: — Ан нет, приятно бывает ошибиться. Ты, к слову, не замерзаешь, когда вот так сворачиваешься?

— Что? — спросила зевая. Голос точно знакомый, но о чем он вопрошает, мне совсем неизвестно. А в это мгновение тепло, что грело мою спину, медленно опустилось с лопаток и поясницы на… тазовую часть.

— Спрашиваю, тебе тут не холодно?

— …не-а-а, — ощущая расслабленность во всем теле, сладко зевнула, прошептав: — Сейчас нет.

— Сейчас понятное дело!

И вот на той, самой замерзшей области я неожиданно почувствовала сжатие невероятно горячих рук, а вместе с ним узнала и голос. Профессор! Глаза распахнулись мгновенно, и в горле пересохло. От улыбки, которая расцвела на лице девятого. Надо сказать, весьма нахальной улыбки на близко находящемся от меня лице.

— Что вы тут делаете? — просипела я, краснея с ног до головы.

— Переживаю приступ вашего сонного поползновения, — ухмыльнулся он еще шире и добавил с усмешкой: — Не верите? Посмотрите на свои руки, а затем на ноги и после на общую композицию, в которой вы беззастенчиво залезли на меня.

Посмотрела, осознала и… Я не знаю, что он прочитал в моих глазах, но следующее его предложение было весьма рациональным:

— Ирэн? Ирэн, не горячитесь! Давайте обойдемся без истерик, обмороков, пощечин и смертоубийства. Сейчас я аккуратно уберу руки от вас, а вы спокойно освободите меня. Хорошо?

— Хорошо, — ответила сухо.

Но спокойно освободить его не получилось…

Возле нас что-то вновь засветилось и запищало, и я слетела с профессора, явно чем-то ему навредив. Дейр кривился, как от зубной боли, и держался за нос и за грудь, а я спешно облачалась в халат, не зная, куда смотреть. На кровать, где стонет девятый, на кресло, которое украшает его рубашка, на зеркало, в котором я застыла растрепанной фурией, или в окно… А там по снежной дорожке к дому шли двое неизвестных мне людей: леди со светлыми кудрями, выбивающимися из-под модной шляпки, и светлоглазый мужчина, который, подняв взгляд на верхние этажи дома, вдруг просиял заразительной улыбкой Лесски.

— О Всевышний!

— Ну, что еще? — прорычал с трудом поднявшийся с постели профессор.

— Кажется, это ваши родители, — указала рукой на посетителей, пересекающих двор.

— В такую рань моя матушка вряд ли явится, — отмахнулся он беззаботно. — К тому же дом закрыт…

— Хотелось бы верить, — я кивнула на часы, — но сейчас девять утра, и будь дом вами заперт, я бы не вывела среди ночи леди Эвению Ритшао.

— Что? — Стихийник сел на кровати, осоловело глядя перед собой. — Почему же я не услышал сигнала?

— Быть может, потому, что на комнате глухой полог, — не скрывая ехидцы, предположила я.

— Забыл! — Девятый пересек спальню, нашел за креслом свой сюртук и выудил черную монетку из кармана. Легкое нажатие на артефакт, и комната наполнилась внешними звуками, в том числе и возмущенным женским голосом, звучащим в глубине дома:

— …Радос, почему ты смеешься? Это же лужи! Здесь был настоящий потоп…

Встревоженной даме ответили что-то примирительное, но она продолжила разгневанно говорить:

— Взрослый? Профессор-практик! Конечно же, знаю! Но посмотри, что он сделал в своем доме…

И столько интонаций в каждом слове, столько негодования, что всю сцену, происходящую внизу, можно было представить до мельчайших деталей. Увидеть, как миниатюрная женщина быстро переходит из одной комнаты в другую, взволнованно сжимая меховую муфточку в руках, а сзади нее медленно, безмятежно улыбаясь, идет мужчина, спокойно относящийся и к повышенной влажности в доме, и к волнению супруги. Но вот она решительно направляется к лестнице, и муж ее останавливает:

— Софи, прекрати… Будет лучше, если мы дождемся его внизу.

Лесски, удивленно застывший при этих словах, вдруг прорычал одно из матросских проклятий. Заметался по комнате, собирая свою одежду и через раз спотыкаясь о сапоги, брошенные здесь же. Ради спасения кожаных изделий пришлось их убрать с линии движения девятого, а затем передать их растерянному хозяину.

Припомнив вчерашнее утро, я спросила у стихийника с участием, как Ксил у меня:

— Что будете делать?

— Что делать? Что делать? — Профессор, крепко прижимающий к груди свои вещи, прислушался к происходящему за дверью и, услышав крадущиеся шаги, обреченно взвыл: — Почему сегодня? Зачем сейчас?

— Потому что, — не сдержала я улыбки и направилась в гардеробную.

— Проклятый Всенижний!

На причитания правообладателя я уже не обращала внимания, думая о том, как с родителями будет объясняться этот взрослый самостоятельный мужчина, который дрожит сейчас, словно осиновый лист. Интересно, с чего вдруг возник столь иррациональный страх? С виду родители благовоспитанны и вовсе не людоеды.

Сменив белье и облачившись в скромное серое платье, я вернулась в комнату, намереваясь привести себя в порядок и заправить кровать, и с удивлением обнаружила девятого все еще стоящим в спальне. Он не оделся и не причесался, более того, он побросал свои вещи на пол и теперь стоял, привалившись к двери и вцепившись в волосы.

— Профессор? Сэр Лесски? — подошла ближе, прислушалась к крадущимся шагам в коридоре и надсадному дыханию мужчины.

— Дейр, вам плохо?

— Нет, — прошептал он тихо.

— И правильно, — улыбнулась я, — судя по шагам, она уходит… Это же хорошо.

— Конечно, уходит, — тяжелый вздох, — ведь я сказал, что спущусь.

— В таком случае тревожиться не о чем. Вы можете спокойно одеться и выйти из комнаты. Они ждут встречи с вами.

— Они объяснения ждут.

— Какого? — спросила я. А вдруг правду скажет без присущей ему иронии? Любопытство не порок, особенно сейчас, когда девятый дезориентирован и выбит из привычного амплуа.

— Почему я позавчера пропустил семейный вечер, а вчера отказался от ужина.

— Вы работали… — пусть я из ночных его объяснений мало что помню, но в серьезности занятий профессора была уверена.

— Это не причина, — отмахнулся.

— Проводили сложный эксперимент.

— А это не повод… — скривился стихийник и развел руками.

— И что, по вашему мнению, будет достойным предлогом для отлынивания от сыновних обязательств? — сыронизировала я. — Смерть? Или, может, беспробудный сон?

— Девушка! — вдруг повеселел девятый правообладатель и одарил меня коварным взглядом: — Ирэна, вы подыграете мне! И это будет более чем приличная причина.

Я от удивления замерла, а он отмер и с несвойственной человеку скоростью начал одеваться. Удивительно было наблюдать, как одежда на нем разглаживается и выпрямляется, и даже пятна исчезают без следа — потрясающее зрелище, правда, не способное отвлечь меня от насущного вопроса.