Мари Ардмир - Профессорская служка

— Простите, профессор, но… Девушка, как вы выразились, находящаяся в вашем доме с утра и без дуэньи, приличия предлогу не добавит, — холодно озвучила я свое мнение на данный счет. Пусть только попытается сказать иное.

— А невеста? — Он щелкнул пальцами, и жилет на нем застегнулся сам собой, а затем разгладился, как будто по ткани утюгом прошлись.

— Это будет еще более возмутительно! Лучше признайтесь в своем нежелании посетить родных.

Лесски скептически оглядел меня с ног до головы и не согласился:

— А чем плоха идея? — И по взмаху пальцев девятого, шейный платок идеальным узлом завязался на его шее. — Манеры у вас есть, все-таки дочь барона. И воспитание соответствует идеалу, осанка прямая, поступь гордая, речь внятная, внешность милая… — И улыбнулся, сказав словно бы по секрету: — Особенно когда спите.

Я возмутилась самой идее, а его уже было не остановить.

— Да, знаю, с хозяйственностью у вас проблемы. И генеральная уборка легко превращается в потоп, но этот минус мы исправим. — На стихийнике сам собой застегнулся сюртук, а затем и сапоги, начистившись до блеска, самостоятельно натянулись на ноги. — Так вы согласны?

— Я… — начала нерешительно, не зная, как отказать, чтоб не обидеть. И замолчала под его хитрым прищуром.

— Ваши условия, — процедил профессор и сложил руки на груди.

На самом деле условий не было, я хотела озвучить категоричное «нет» и избавить себя от нежелательной роли. Но, услышав его вопрос, задумалась. А что, если…

— Бессрочный допуск в вашу лабораторию, свободное использование ваших приборов, артефактов, реагентов и независимая исследовательская деятельность! — озвучила самый немыслимый вариант, на который ни один практик, пребывающий в здравом уме, не согласился бы.

— Не думаю, — начал говорить Лесски, и я снизила планку.

— Ограниченный допуск в лабораторию…

— И все же, Ирэна, я…

Ладно, еще чуть-чуть сделаем условие более реальным:

— Свободное использование приборов и только…

— Упрямая и своевольная, — заметил он с улыбкой и, проведя по волосам рукой, уложил их волосинка к волосинке. Стал точь-в-точь как на портрете: высокий лоб, открытый взгляд, нос с горбинкой, тонкие губы в чарующей улыбке, подбородок с ямочкой и высокие скулы. И все это в обрамлении светлых, чуть золотистых волос, искусно уложенных магией. Красивый, харизматичный, обаятельный, такому трудно не улыбнуться в ответ. Но я-то знаю: кто в переговорах поддается очарованию, тот заведомо проигравшая сторона!

— Да, упрямая, — подавила улыбку и вздернула носик. — И проводя эксперименты, я буду против мага-наблюдателя.

— В таком случае, — ответил девятый, — я соглашусь на ваш трехчасовой доступ раз в неделю, работу лишь с теми приборами, что стоят на столах, и экспериментальную практику под наблюдением Ксила.

От возникших перспектив я чуть не подпрыгнула до потолка. Его разрешение превысило мои ожидания в сотню раз, теперь главное не показать сущего восторга, охватившего меня, и сдержанно ответить: «Да». Вернее даже, сухо, чуть возмущенно ограничению, бесцветно сказать: «Да, сэр».

Но не успела я и рта открыть, как он добавил:

— Правда, согласие дам после проверки ваших способностей.

— Независимо от результатов? — тут же уточнила я. Все же если он увидит мои жалкие искорки, может и передумать.

— Независимо.

Сэр Лесски, вы попались, как дитя. И я улыбнулась, на этот раз не сдерживая ни коварного блеска в глазах, ни торжества. Увидев мое преображение, стихийник сглотнул и, прочистив горло, поинтересовался:

— Так это — да?

— Да! — воскликнула, радостно подпрыгнув, и тут же взяла себя в руки и приступила к вопросу со всей серьезностью: — Но разыгрывать мы будем следующее: вы отказались от ужина в кругу семьи, дабы организовать свидание с девушкой, которую рассматриваете в качестве невесты.

— То есть… — Дейр потянулся потереть затылок и на полпути остановил движение, спросив: — Вы не спуститесь сейчас со мной в холл?

— Нет. Я сейчас подойду к парадному входу и, как скромная честная девица из знатного рода, постучу в дверь.

— Зачем? — не понял он.

И в это мгновение холл огласил женский голос, вопрошающий: «Дейр, ты уснул, дорогой?»

— Затем. — Я развернула его и подтолкнула в направлении двери. — И не спрашивайте больше ни о чем, а доверьтесь мне.

Доверился, не спрашивая, и вышел из спальни. А я впервые за очень долгое время позволила себе преобразиться. Распустила волосы и собрала лишь верхние прядки у висков, подкрасила лицо, воспользовалась наконец-то любимыми духами, что так не подходили званию профессорской служки. Простенькое серое платье сменила на выходной наряд насыщенного синего цвета с тонкой серебряной вышивкой вдоль рукавов короткого жакета, а также на корсете и подоле самого платья. Тонкая батистовая рубашка под низ и самые теплые из имевшихся чулки и белье. Несмотря на наличие антиморозного слоя в моем плаще, я боялась замерзнуть.

Посмотревшись в зеркало, похвалила себя за находчивость и расторопность, прихватила сумочку, перчатки до локтя, затем, аккуратно прикрыв двери, спустилась к черному ходу первого этажа и… чуть не вышла из дома в тапочках. Помянув Всенижнего, была вынуждена вернуться. За сборами, беготней по лестницам и рассуждением, с чего начать свое явление, прошло не более пятнадцати минут. Обходя дом по кругу и проваливаясь на каждом шагу в глубокий снег, я очень надеялась, что за время моего отсутствия профессор не раскололся и мое представление еще актуально. В противном случае он будет просто-таки обязан воздать мне за ненужные труды и впустую растраченные силы.

Итак, выбравшись на центральную дорожку двора, я частично отряхнула плащ и платье от налипшего снега и направилась к главному входу. Шаг, еще шаг и еще… теперь лестница, ступеньки. Раз, два, три, четыре, пять. И сердце замирает, а дыхание обрывается, ведь в прошлый раз, войдя в эти двери, я круто изменила ход событий в своей жизни. Что же будет сейчас?

Стучусь и замираю, прикусив губу. В доме слышатся шаги с причмокивающим хлюпаньем по коврам, скрип половиц и…

— Дейр, мне так жаль! — Я кинулась на шею удивленного стихийника, причитая о том, что мир несправедлив и этот прекрасный день мы не сможем провести вдвоем.

— Ирэна? — В его голосе звучит изумление, недоверие и… не знаю, что еще, но продолжаю играть соответственно жанру.

— Ты только представь. — Окаменевшего от удивления девятого я через силу завела в холл и всплеснула руками: — Миссис Беррс в дороге стало плохо! Бедняжка побледнела, ее одолело головокружение…

Я описывала один из приступов, который при мне случался у тети Элеоноры. Несомненно, когда год назад она с семьей перебралась за океан, состояние ее здоровья улучшилось. Однако перепуг за нее все еще бродил в моей крови, напоминая о нелепой близости смерти. Наверное, поэтому я говорила дрожащим голосом и еле сдерживала подступившие слезы.