Гай Юлий Орловский - Патроны чародея

Она ушла быстро и уже собранно, не прихрамывая и не массируя ушибленное плечо. Я смотрел вслед, сердце все еще колотится, а кровь шумит в ушах, будто волны высотой с небоскреб штурмуют скалистый берег.

Меня же чуть не пришибли, даже сейчас поджилки трясутся, но, с другой стороны, внутри стучит победно и мощно, что и я не лыком шит, что–то да могу. Я же видел их за ящиками почти отчетливо, синие такие силуэты, а что размытые — ерунда, мог бы стрелять по ним даже сквозь ящики…

Переговорив со своими, Мариэтта помахала мне рукой от одной из машин.

— Иду, — крикнул я уже бодро. — Хорошо вам, сразу новую дают… В полицию пойти, что ли?

Она посмотрела с неприязнью.

— Теперь в полицию берут только бывших коммандос.

— Еще бы, — согласился я. — И то лишние остаются. В том складе тоже спецназ обитал, верно?.. Только на другой стороне. Догадаться бы, кто из вас в белых шляпах, кто в черных…

Она, как сильный пол, открыла и придержала для меня дверцу, мне даже почудилось, что хотела и голову при посадке чуточку нагнуть, чтобы не ударился о верх, а то потом заявлю о жестоких избиениях со стороны озверевшей и потерявшей человеческий облик из–за попустительства властей полиции.

— А тут ничо, — заявил я. — Хорошо, когда везде стандарт. Привыкать не надо.

— Пристегнись, — буркнула она.

— Разве тут не автомат?

— Все равно, — отрезала она.

— Традиция, — ответил я понимающе. — Люблю традиции, но почему–то не выношу.

Она молча ткнула в экран навигатора пальцем, указывая место назначения, и машина, моментально вздрогнув, пулей понеслась в сторону шоссе.

Полицейский участок оказался в старинном, или замаскированным под старинное, здании. Толстые массивные стены, дверь на вертушке, абсолютно пустой холл, а все службы и кабинеты либо на втором этаже, либо там дальше… что и понятно, если самоубийца на автомобиле с ручным управлением и на огромной скорости сумеет удариться в двери, то пусть хоть все авто будет начинено взрывчаткой, взрыв грянет впустую и никому даже не прищемит пальчик.

Она оставила машину на полицейской парковке перед зданием, в дверях двое встреченных полицейских на меня сразу посмотрели с таким видом, словно поторопятся заковать в наручники, неужели у меня такой лихой вид, буду гордиться…

Мариэтта провела на второй этаж, где народу уже как муравьев после дождя в безветренный вечер, толкнула дверь в одну из комнат.

— Входи. Нет–нет, там другой отдел, садись вот здесь.

Я сел к столу, где и столешница вся представляет

экран в 8 UK, и на нем еще всякая мелкая аппаратура в беспорядке, словно и в полиции работают творческие люди.

Подошел хмурый полицейский, посмотрел на меня, на Мариэтту.

— Приковать его к столу? Или сразу в комнату для жестоких пыток?

Я посмотрел на обоих с интересом.

— Дайте угадаю, кто из вас будет играть злого, а кто доброго… Женщины должны быть добрее, потому эта самка вот будет по контрасту злым полицейским, а вы как мужчина… вы ведь мужчина?., а то как–то с этим стиранием различий… я же вижу, что вы продвинутый… должны играть доброго. Но так как я этого и ожидаю, то все будет наоборот…

Он буркнул:

— Много для вас чести, придурок, чтобы с вас снимали показания сразу двое. Я бы тех, кто болеет за «Торпедо», сразу сажал за решетку лет на сто, пока не поумнеют. «Спартак» — чемпион!.. Мариэтта, он твой. Скинешь потом то, что от него останется, на мой комп. Или занесешь к моему столу, если еше не умеешь пользоваться сетью.

Он ушел, не замечая меня больше, а она села напротив за стол, киношно хрупкая и нежная, такие в сериалах легко разбрасывают одним движением руки двухсоткилограммовых спецназовцев, ухитряясь не растрепать сложную прическу.

— Рассказывай, — сказала она, — как все было.

— Начинать сначала?

— Да.

— В начале сотворил Бог небо и землю, — сказал я важно, — Земля же была безлюдна и пуста, и тьма над бездною…

Она поморщилась.

— Не надо мне эрудицию показывать. Не «безлюдна», а «безвидна», кстати.

— Нечестно в Гугл подглядывать, — уличил я. — Хотя что это я, разве от полиции можно чего–то еще… Да еще от женщины?

— Ладно, — сказала она, — начиная от момента, как мы подъехали к твоему участку в коттеджном поселке.

— Разве я не рассказал?

Она ответила уклончиво:

— Ты мог пропустить какие–то важные моменты.

Я повторил, что сидел на диване и смотрел футбол, а тут они двое прибыли и начали задавать такие пугающие вопросы, что я испугался, теперь буду законно требовать, чтобы мне выплачивали повышенное пособие до конца жизни, потому что это психическая травма на всю жизнь, а если откажутся, то я как демократ и общечеловек по судам их затаскаю, а меня еще в блогах прославят, потом мемуары напишу.

Она слушала внимательно, время от времени бросала взгляд на экран. Понятно, анализаторы процеживают каждое мое слово и каждый жест, взвешивают и сравнивают, выдавая некие невидимые мне отсюда рекомендации.

— Ты не выглядел достаточно взволнованным, — сообщила она.

— Это я уже перегорел, — пояснил я. — Сперва испугался так, что… уж извините, не при женщине будь сказано… вы ведь женщина?., а то это стирание гендерных различий… в общем, говоря округло, я испугался очень- очень. До икотки вследствие жуткого нервного стресса. Но, правда, когда мы были в том цехе, а со спины ворвались ваши бравые киборги, я вообще испугался так, что вторая икотка выбила первую, и я чуть не помер от нечеловеческого испуга.

— В машине ты не икал, — произнесла она воркующим голосом, но с той интонацией, когда никак не могут решить, что им даст больше: оставаться в рамках официального «вы» или перейти якобы на дружественное «ты». — Ты вообще какой–то заторможенный… а потом слишком шустрый.

— А в среднем, — пояснил я, — самый что ни есть средний и законопослушный гражданин. Демократ и либерал, но государственный либерал!

— В самом деле?

— Точно, — заверил я. — Во мне весь спектр! Потому я абсолютно серый. Со мной надежно, как со всеми серыми.

К нам направился, цепко держа меня взглядом, крепкий мужик с намечающимся брюшком, Мариэтта сразу насторожилась и даже поднялась со стула.

— Отведи его в комнату для допросов, — распорядился мужик. — Сними показания, а потом пусть идет домой.

— Меня должны отвезти, — заявил я независимо. — Я свои права гуманиста и как бы человека знаю!

Он поморщился.

— Да, конечно. Спасибо за сотрудничество.

Мариэтта сказала мне быстро:

— Вставай, идем!

Комната для допроса оказалась через два кабинета в глубине офиса, абсолютно пустая, если не считать стола с утопленными в пол ножками и двух стульев по обе стороны.