Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

И все же, почти треть территории России покинула федерацию, и за три дня сформировала одно из крупнейших государств тихоокеанского региона. Скорость, с какой была создана Дальневосточная республика, поразила даже самих ее создателей. Устюжный уже намечал планы на ближайшее будущее – если не Камчатка, то Читинская область, Красноярский край, может, даже Бурятия, а там, чем черт не шутит. И пусть нас мало, всего-то шесть миллионов, но зато какие недра достались, если рачительно из использовать, это будет Клондайк, Эльдорадо.

Мысли испортила новость о визите Маркова. Президент не пожелал общаться в телефонном разговоре ни с и.о. президента, ни с кем бы то ни было из новой власти, некто из его Администрации просто уведомил Дзюбу, что к ним прибудет президент – и точка. Дзюба немедля перезвонил президенту, благо гербовый аппарат стоял в его кабинете.

«Потом в новостях сообщат, что разговор между президентом России и лидером повстанцев, или как там они меня называют, состоялся по инициативе самого Дзюбы», – подумалось ему, когда он ждал ответа секретаря, и наконец, соизволение Дениса Андреевича снять трубку.

Президент слушал молча. Затем сухо спросил о причине звонка.

– Вы собираетесь посетить Владивосток, – Марков подтвердил, – но мы не обговорили предварительные условия.

– Вы мне собираетесь ставить условия, Лаврентий Анатольевич? – снисходительно, словно заигравшегося ребенка, спросил президент.

– Это не совсем условия, просто договоренность, которую лучше уладить заранее, – Дзюба поперхнулся собственным подобострастием и начал заново: – Видите ли, Денис Андреевич, у меня находятся около трех тысяч бойцов внутренних войск, а так же весь аппарат бывшей Администрации Приморья во главе с губернатором. Я хотел бы обменять их на наши части внутренних войск и ОМОНа, вывезенные по вашему приказу две недели назад.

– Лаврентий Анатольевич, я не собираюсь обсуждать с вами никаких предварительных условий. Кроме пожалуй, одного: я подписал указ о введении на территории Приморья прямого президентского правления, как только я прибуду во Владивосток, мне бы хотелось получить немедленные подтверждения действенности моего указа.

– То есть, судьба солдат вас не интересует?

– Простите, а вы что же их, расстреливать собираетесь? Я полагаю, до моего визита можно и подождать. А там уже я рассмотрю условия ротации.

– Денис Андреевич, простите, я говорю сумбурно, дело даже не в самих солдатах. Просто ваши условия, как бы это сказать, кажутся мне несколько странными. Понимаете, мы вроде как стали самостоятельными.

– О чем вы это, Лаврентий Анатольевич?

– Я имею в виду Дальневосточную республику, включающую не только Приморье, но ряд других областей и краев.

– Лаврентий Анатольевич, прошу прощения за вопрос, а вы-то хоть за пределами Владивостока бывали, в путешествиях по вашим присоединившимся краям? Нет? Послушайте, вам не кажется, что все это есть плод вашего воображения, вас и ваших товарищей по несчастью, зачем-то свергших законную власть и пытающихся шантажировать уже нас? А я лично уверен в обратном. Я имел разговор сегодня утром с губернатором Камчатки, он уведомил меня, что ваш мятеж, не более, чем буря в стакане воды.

– Камчатка не входит в состав Дальневосточной…

– А что же входит? Лаврентий Анатольевич, одумайтесь, ведь по сути, вся ваша власть как у большевиков в семнадцатом, ограничивается стенами Владивостока. А то, что вам наговорили ваши товарищи из других регионов, так это исключительно головокружение от ваших же успехов. Я последний раз призываю вас одуматься и подготовиться к моему приезду. Немедленно освободить губернатора и всех удерживаемых вами государственных лиц и ждать меня у трапа самолета, вас и Устюжного. Я вам даю слово президента, что кроме потери имени и чести, вы более ничего не потеряете. А после сдачи города, можете спокойно отплывать в Японию, полагаю, вы именно на их деньги устроили балаган со стрельбой.

– Денис Андреевич…

– Вы меня понимаете, Лаврентий Анатольевич? – Дзюба вздохнул. Ну как тут объяснишь, без угроз и ультиматумов, простым человеческим языком, что у них все серьезно, что отделение от России уже свершившийся факт, что все изменилось за прошедшие дни, решительно все. Но нет, президент не хотел слышать подобного, принимая слова и.о. президента Дальневосточной республики за очередной демарш доставшей власть оппозиции, вечной оппозиции, которой никогда ничего не светит. Так всегда было, так вещали СМИ, никакие иные речения не допускались к эфиру. Кажется, Марков запамятовал, что бывает какая-то иная реальность, и так свято уверовал в нее, что перестал замечать разницу, более того, если что-то в жизни отличалось от телевизионной картинки, он, да и не один он, не верил глазам своим. А сейчас и ушам не верил.

– Вы беседовали с командующим Дальневосточного военного округа? – вопросом на вопрос ответил Дзюба.

– Я отстранил его от командования, назначив другого. Тот уже отчитался о проделанной работе: брожение в войсках, если и было, то пресечено в корне. Офицеры исполняют свои обязанности, младший состав на местах, борется с проникновением живых мертвецов в города и освобождает поселки. Как видите, я даже более осведомлен о вашей безвыходной ситуации, нежели вы сами.

Дзюба побагровел.

– Вы не желаете меня понимать, не желаете слушать никого, кроме ваших подхалимов, которые… простите, как фамилия нового командующего округом?

– Носов Алексей Павлович.

– Прекрасно. Я найду его и сегодня же вышлю вам спецрейсом. Может, тогда вы убедитесь в моей правоте, а не его бреднях. А после этого перезвоню и мы договоримся об условиях обмена солдат – ведь вы о них так и не вспомнили. И только потом…

– Прекратите паясничать, Дзюба!

– И не собираюсь. Более того, если вы попробуете прилететь, не согласовав со мной условия вашего прибытия, вам будет отказано в посадке. Может тогда до вас дойдет решительность наших намерений. И полнота нашей власти. Нашей, – с нажимом повторил он и, не прощаясь, с грохотом бросил трубку на рычаги. И долго сидел, дыша как после трех километров пробежки, глядя на старый дисковый аппарат с гербом России.

Наконец, вошла Надежда. Долго ждала, когда шеф обратит на нее внимание, наконец, коснулась его плеча. Дзюба шевельнулся, оглядел свою бывшую секретаршу, и медленно произнес:

– Полагаю, тебе пора стать первой леди. Что скажешь?

Она вспыхнула, смущенно потупилась и немедля кивнула.

85.

Осень потихоньку добралась и до этих краев, незаметно проникла на полуостров стылыми дождями и ветром с севера. Похолодало, градусов на пятнадцать, что после августовской жары казалось просто несусветной морозякой, подобную которой старожилы не могли или не хотели припоминать, а списывали все на приход российской армии. А то, что та же армия сейчас бежала со всего Северного Кавказа – это втолковать дедам не представлялось возможным. «На войне всякое бывает, – отвечали они, –вот тот Сталин до самой отходил Волги, но ведь потом поднял народ на победу и дошли наши до Берлина». А про брошенное в очередной раз на произвол судьбы население объяснять им не приходилось. Сами пережили. Как тут не вспомнить мать, что девчонкой во время оккупации клянчила у немцев картошку или добывала на сжатом поле пшеничные колоски для семьи. Как-то она рассказывала, что однажды, ее больную и голодную, отступавшие солдаты вермахта одарили невообразимым подарком, – пайкой, щедро разделенной пополам, нет, на две неравные половины, она плакала, неся бесценный дар домой, вернее, в подвал, дом сожгла авиация еще в сорок первом. Плакала, потому что и помыслить не могла о настоящем шоколаде и о той несусветной, немыслимой щедрости, что проявил безымянный немецкий солдат с седыми висками и поцарапанной винтовкой за спиной. Он знал несколько слов по-русски, и долго убеждал на обеих языках девочку двенадцати лет, что ничего ему в отдарок не полагается, что у него тоже семья, тоже дети двое, мальчик и девочка, в далекой Баварии, и что он давно не получал от них писем, и не знает как там сейчас, вроде не все спокойно, он даже хотел показать фото, но похлопав по карманам, в последний момент остановился и еще раз произнеся «кушай на здоровье», ушел, оставив ее одну посреди поля, вспаханного недавними налетами авиации. Март сорок четвертого, освобождение, запомнилось ей именно такими.