Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

– Наверное, у тебя еще и от этого. Стресс, такая штука, – они еще какое-то время обсуждали болезнь Леонида, потом тот снова вспомнил о Москве. Борис, не очень хотел отвечать на вопрос – по столице он ездить боялся, страшась нарваться на милицию со своим «волчьим билетом». Тем паче, нюх у ментов был тот еще, беженцев, особенно тех, у кого могли разжиться тысчонкой, они тормозили немедля, выхватывая цепко из толпы и проверяя документы или попросту обыскивая. Публично обыскиваемые жались к стенке, пытались спрятать лица от безразличной толпы, мерно обтекавший их, пытались немедленно прекратить обыск взяткой, хотя раз начав, менты унижали человека довольно долго, методично распаковывая мешки и пакеты, раскладывая нехитрый скарб прямо в проходе, отчего некоторые из москвичей, понаехавших ранее, могли от души поглумиться, наступив на что-то съестное или хрупкое, что могло с хрустом сломаться, испортиться, придти в негодность. Толпа разом останавливалась, поглазеть на непредвиденное удовольствие от чужого унижения, словно этим пыталась избыть собственное, милиция, понимая потеху невзыскательной публики, не спешила ее разгонять.

– Зато вот вчера сообщили, мы окончательно и бесповоротно победили Украину еще и в газовой войне, – вывернулся Борис от расспросов Опермана. – «Газпром» перекрыл все магистрали, до окончательного расчета за поставленные кубометры золотом, пшеницей или салом. А у них и так голод начинается и… – он вспомнил Слюсаренко. – Кстати, как там твой хохол поживает, не в курсе?

– Даже не представляю. Я звонил ему на домашний, на мобильный, но международная связь, кажется, накрылась, – Оперман помолчал, а потом заметил нехотя: – Вот так всегда, смеемся над созданными для нас свыше врагами, а потом обнаруживаем в них своих близких. Я анекдот вспомнил по этому поводу, – неожиданно продолжил он: – Идет заседание Киотской группы. Выступает российский ученый:

«Из-за глобального потепления за прошедшие пять лет отопительный период у нас сократился на две недели».

«А у нас за пять лет на два месяца», – перебивает украинец.

«Это как же так»?

«Скажите спасибо вашему «Газпрому».

Смеяться не хотелось, но оба выжали из себя улыбку. Обстановку разрядил звонок в дверь – пришла терапевт. Звонко цокая каблуками по паркету, прошла в комнату. Следом проник запах духов, тяжелый, едкий, Лисицыну почему-то показалось, что парфюм просрочен. Гурова быстро достала из сумочки бланки рецептов, в глубине металлом сверкнул пистолет. Присела с Леонидом.

– Давненько мы с вами не виделись, с весны, кажется.

– Да, вроде так, – неловко пробормотал он.

– И не заходите. Приходится мне, хотя и не положено. Так, какие у вас сейчас требования, – шутки шутками, но за ними стояло желание быстро разделаться с больным, чтобы спешить к следующему, Борис приметил, что в адресной книжке, из которой она вытащила бланки, помимо Опермана значилось еще два зачеркнутых адреса и полдюжины незачеркнутых.

– С кровью выделения были? Тошнота, рвота? – Оперман покачал головой. – Вот и славно. Фталазол больше не принимайте ни под каким предлогом, он совсем от другого… Сейчас выпишу, что потребуется, но если вдруг выделения будут с кровью, или температура подскочит, немедленно звоните, я вам другое дам. Пока вот это, – она села за стол, быстро начеркала что-то ведомое только другим врачам да фармацевтам в аптеке, исписала два рецепта и бумажку, инструкцию по применению. Потом скороговоркой объяснила, названий Борис не запомнил, понял только, когда и сколько надобно употребить одного и другого препарата. Оперман видимо, тоже, он пристально смотрел на терапевта, прищурившись и беспокойно потирал щеку, так он делал всегда, когда нервничал.

Гурова поднялась, стремительно протянула рецепты Леониду и попрощавшись, вышла в коридор.

– До сих пор не запомню, как у вас тут замок открывается, – произнесла она. Оперман поднялся, но Борис предусмотрительно опередил его. Подошел к врачу, выпуская, вышел следом.

– Это серьезно? – спросил он.

– Полагаю, нет. Шлаки из вашего приятеля уже вышли, так что теперь таблетки, легкое питание, творожки, кашки, и прочее, никакого мяса, картошки, сырой пищи. Через несколько дней все пройдет, – и не дожидаясь следующего вопроса, вошла в раскрывшийся лифт, быстро нажала кнопку, и улыбнулась Борису на прощание. Лисицын вернулся в квартиру, Оперман тем временем, разбирал листки, пытаясь прочесть:

– Ты хоть что-то запомнил, из того, что она настрочила? – Лисицын покачал головой. – Это немыслимо, и говорит как из пулемета, и пишет будто в разведке работает.

– Давай, я сейчас схожу в аптеку.

– Только не вздумай из своих. И потом, надо же узнать, где дешевле.

– Что дешевле? Вот именно. Ладно, раскрывай кубышку, я побежал.

В аптеке молоденькая девушка, ни секунды не раздумывая, выдала ему пухлую коробку и блистр с крохотными капсулами и разъяснила – эти, маленькие, два раза в день, большие – три. Поблагодарив, он вернулся к Оперману. Тот открыл не сразу, приложив ухо к двери, Лисицын услышал работающий телевизор.

– Извини, опять прихватило, – и пошел в кухню, пить таблетки.

– Слушай, а чего ты вдруг новости смотришь? – спросил Борис, присаживаясь перед телевизором. Передавали постоянную рубрику «плохие новости из-за рубежа», как ее следовало называть. На сей раз речь шла о дефолте по внешним и внутренним долгам, объявленным правительством США. Доллар с сегодняшнего дня обесценивался на семьдесят процентов.

– Про распродажу доллара слышал? – крикнул он в кухню. – Нужно брать, пока совсем не подешевел.

– Он и так падал последние два года непрерывно. Зачем, у меня все сбережения в рублях и водке. Если рубль рухнет следом, то уж водка-то останется неизменной при любых правительствах и курсах. А у тебя какая заначка?

– Да какая у преподавателя заначка, смешно. Есть сотня евро, это с гранта, но и только. А так несколько монет Рейха, но боюсь, вряд ли им найдется применение, хотя они и коллекционные…

Он замолчал. Диктор вещал, как хорошо, что наше правительство заранее подготовилось и еще в самом начале августа вывело все свои активы с рынков США. После долгой осанны, диктор переключился на оценки текущего положения заокеанской страны нашими видными политиками, все как один, торчавшими в Москве, потом, в качестве контраргумента, показал стихийное сборище оппозиции у посольства США. Это была форменная комедия: человек десять, вооруженные плакатами с английскими надписями и звездно-полосатыми флагами, скандировали нестройно: «Мы вам поможем!», – прямо перед ошарашенными охранниками посольства.

– Наши либералы с дуба окончательно рухнули, – заметил Борис, когда Оперман вошел. – Нет, ты только глянь на убогих.