Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

Потом подъехал трамвай, прибыл Денис, Мария пошла ему навстречу, он остался сидеть. Марков все же подошел, пожал руку, но садится не стал, а он не стал вставать. Они обменялись короткими приветствиями, пожелали удачи – и новая парочка поспешила на остановку. Все в нем кричало о необходимости повернуться, посмотреть, попрощаться, но сдержался. Сам не понимая почему.

А потом, странно, будто не изменилось ничего. Потом, это когда Нефедова вышибли из ЛГУ, и он отправился в академию КГБ, куда приглашали всех без исключения третьекурсников. Думая, что расстался навсегда, но вышло, что только сблизился. Ибо часто, слишком часто имел приглашения: от нее, от него, – и почти никогда не отказывал им. Свадьба, годовщины, рождение дочери, гибель дочери. Все это время он был рядом.

Впрочем, разве он мог уйти?

Нефедов пересек Неву, направляясь в Пулково. По дороге, когда они проехали Египетский мост, украшенный иссеченными ледяными ветрами северной столицы сфинксами, и свернули в Троицкий проезд, навстречу машине вышел человек, с намерениями их остановить.

Едва заметив его Нефедов утопил педаль газа в пол, немедленно скомандовав своей спутнице: «закрой глаза». Мария Александровна послушно выполнила указание. Не останавливаясь, внедорожник ударил выскочившего, тот, будто тряпичная кукла взметнулся над капотом, ударился косо о крышу и остался лежать позади. Нефедов пока мог, вглядывался в лежащего. Тот не поднимался.

– Все, можно? – спросила она, когда они уже оказались на Первой Красноармейской.

– Можно, – ответил он. И подумал оглянувшись вновь – а что, если он ошибся, и тот человек, медленно выбегавший на проезжую часть при виде внедорожника, просто просил о помощи. Он ведь был стариком, тот человек в строгом черном костюме и при наградах, возможно, что-то случилось с его женой, тоже ленинградкой, тоже пережившей, как и он сам, блокаду, а сейчас нуждавшейся в помощи. Которую теперь не дождется.

Он еще раз всмотрелся в удаляющий перекресток. Нет, не поднимается. Неужели, он ошибся и сбил живого?

– Как раньше, – сказала она, осторожно коснувшись его плеча. Нефедов вздрогнул. – Что случилось?

– Нет, нет, ничего, – поспешил с ответом он.

– Ты так и прежде меня выручал, помнишь? Когда надо было пройти в темный коридор, а там крысы, я их до сих пор боюсь. После такого коридора, я разрешила себя поцеловать. В каком классе это было?

Он молча покачал головой. Мысли не уходили от старика. Хоть разворачивайся и езжай обратно. Нет, конечно, они уже приближались к Московскому шоссе. Дурацкая фантазия. Ведь сейчас он ворочает судьбами десятков тысяч подчиненных, а от их действий зависят судьбы еще сотен тысяч, миллионов. Но то статистика, сухой, ничего не значащий, набор цифирей. Он не видел и не знает этих людей. А вот старика в строгом костюме и при наградах – так всегда одеваются ветераны, в любую погоду, в любой день – вот его он видел.

– А ты быстро среагировал, – снова сказала она, будто нарочно бередила рану. – Как ты их отличаешь?

– Это на уровне подсознания. Если что-то не так в человеке, это заметно. Я чувствую, – он снова пытался объясниться перед собой, снова не слишком удачно.

– Я бы так не смогла.

– Слава богу, тебе и не надо. Знаешь, – они выехали на шоссе, машин прибавилось. – Мне сегодня странный сон приснился. Наверное, эти мертвецы уже ночью покоя не дают.

– Тебе всегда странные сны снились, – ответила она. – Я помню, ты рассказывал. И мне, и нам с Денисом…. Извини. Так о чем сон?

– Ничего, – не больно. Давно уже не больно. – Старый парад Победы, еще когда он проводился на Поклонной горе. Я, как в старые добрые времена, обеспечиваю прикрытие, совместно со службой охраны: сижу перед мониторами, слежу за обстановкой. Тогда, наверное, еще Ельцин был у власти. Камера скользит по ложе почетных гостей. Останавливается. И я вижу старенького, с клюшкой, Гитлера, сидящего в первом ряду. Приветствующего взмахами дрожащей руки проходящие мимо роты десантников, мотострелков, нахимовцев, суворовцев…. Потом в ложу прибежали девочки-мальчики, стали дарить цветы, одна из первоклашек одарила Адольфа букетом, тот, как полагается, подарил ей заготовленную шоколадку. Усадил рядом, стал что-то объяснять…. Не понимаю, к чему это.

– Старенький Гитлер… – Мария Александровна улыбнулась. – Нарочно не придумаешь. На парад какой же победы его пригласили? Не над самим же собой. Э, да ты во сне переписываешь историю!

– Ты будешь смеяться, но я об этом даже не думал, – немного отлегло. Случай не вспоминался более столь подробно и столь пугающе. Странная мысль пришла и ушла: почему он до сих пор не может привыкнуть, что ему разрешено на дороге все. Тем более, ему. Что виноват не он, а тот, кто имел неосторожность попасться ему под колеса, вот этот несчастный старик. Ведь если даже мелких чиновников пропускают, боясь встречи с их напыщенными кортежами…. Он же единственный, кто встал в общую очередь, тогда, на подъезде к Москве, не поехал по тротуару, забитому пешеходами, хотя и опаздывал на Совбез. Не посмел. Что он себе хотел доказать? Что не променяет живых на мертвых?

– Знаешь, – медленно произнес Нефедов, поворачиваясь к ней в полкорпуса. – Мне кажется, ты права. Каждый из нас переписывает историю. Каждый на свой лад. Что из этого выйдет – посмотрим.

– Ты странный сегодня, – произнесла его спутница. И тут же: – Осторожно, машина!

Нефедов немедленно вывернул руль, их бросило в сторону. А затем обратно.

– Все в порядке. У меня все под контролем, – отдышавшись, произнес он. – Все под контролем, – повторил он, добиваясь, чтобы в голове прозвучала обычная уверенность облаченного властью человека.

43.

В понедельник, восьмого числа ровно в полдень президент обратился к обоим палатам Федерального собрания, к полномочным представителям и губернаторскому корпусу. Место было выбрано то же, что и во время ежегодных посланий: Георгиевский зал Большого кремлевского дворца, жутко помпезный, но и вместительный. Беломраморные стены с пилонами, украшенных бесчисленными изваяниями, люстры, от хрусталя которых слепит глаза, узорчатый паркет пола, натертый так, что в иных ботинках и не пройти. Сегодня здесь собрались все, кроме двух человек – губернатора Курска, попавшего под зомби сегодня утром по дороге в аэропорт, и президента Ингушетии, к которому вчера вечером летал премьер и устроил разнос за очередные теракты и митинги еще живой оппозиции с требованием изгнать зомби. Разнесенный немедленно сказался больным, премьер утром во время пресс-конференции пообещал сам навестить его и за день поставить на ноги, после чего состояние больного резко ухудшилось.

И еще одного человека не было в зале: директора ФСБ. Но Нефедов был еще фигурой, мало известной журналистам, а потому его отсутствие, не комментировалось. Про смерть Пахомова и назначение на его место Широкова, без уточнения причин, журналисты узнали еще вчера.