Глен Кук - Суровые времена. Тьма

— Да с того, что Длиннотень с Ревуном не вернулись…

Он взглянул на меня, давая понять, что хотел бы знать почему. Но не сейчас. Это могло подождать.

— …и с того, что вернулась ты.

Отдохнувшая, она выглядела чудесно, несмотря на свое недавнее состязание с Киной. Или с тем, что выглядело как Кина.

— …с того, что теперь им придется засесть на Вершине, покуда Длиннотень не ухитрится сметать на живую нитку хоть какое-то войско из оставшихся гарнизонных служак да ополченцев, которые предпочли бы вовсе ни во что не ввязываться.

Так-то оно так, но он оставался Хозяином Теней и последнего слова пока не сказал. И стены Вершины вздымались на сотню футов. Хотелось верить, что Костоправ не решил, будто теперь единственной нашей заботой осталось побережье.

— Ты заметил, что он так ни хрена и не объяснил? — буркнул Лебедь, обращаясь к Ножу.

Возвращение закадычного приятеля он воспринял как должное, словно никогда и не считал его изменником. Но многим до сих пор не верилось, что дезертирство Ножа было всего лишь уловкой. Особенно тем, у кого были родичи среди безжалостно истреблявшихся Ножом храмовых ополченцев.

— Этот сукин сын явно не собирается ни с кем делиться своими замыслами. Даже со мной и с тобой. У него наверняка в рукаве припрятана козырная карга. А ведь нам, бедолагам, тоже не мешало бы знать, что затевается.

Он бросил на Госпожу долгий печальный взгляд, словно силясь уразуметь, что она могла найти в Старике. Я тоже задумывался об этом, но лишь до того, как мы с Сари полюбили друг друга.

В этом не следует искать смысла. Следует лишь молиться о даровании свободы, не отказывать себе в этом счастье. Кстати, о пределах свободы. Родственнички мои так и не объявились. Кроме, разумеется, Тай Дэя. Я скорее мог бы отделаться от собственной тени, нежели от него.

Нож ухмыльнулся, глядя на кислую физиономию Лебедя. Участие в авантюре Костоправа изменило этого пария. Он нашел свою нишу.

— Коли ты и впрямь хочешь что-нибудь разузнать, возьми у Мургена его книги. Говорят, в них можно найти все, лишь бы знать, где искать.

— Хороший совет, — заметил помянутый выше Мурген. — Одна беда: этот самый Мурген не имеет обыкновения таскать книга с собой. Кроме той, над которой работает сейчас.

Комментарий Лебедя был краток и неприличен. Как и Могаба, он не умел читать.

Нож рассмеялся:

— А пусть-ка Мурген Большие Уши сам тебе все расскажет. Он ведь помнит любую главу и даже стихи может наизусть шпарить, не хуже самого Костоправа. Одно слово — Костоправов любимчик.

Старине Ножу всегда недоставало чувства юмора. Во всяком случае, мне его шуточки забавными не казались.

— Рассказать-то расскажу, — заявил я, — Да только за хорошую плату. Сам знаешь, наш брат наемник задаром ни хрена делать не станет.

Шутки шутками, но, пожалуй, мне стоило некоторое время держаться подальше от Копченого, чтобы занести в Анналы подробное описание сражения при Чарандапраше. То был критический момент в истории Отряда, а я до сих пор не уделил ему должного внимания. А когда я все-таки отправлюсь на прогулку с Копченым, мне придется сосредоточиться на действительно важных вещах. Я не имею права уходить в мир духов лишь ради того, чтобы избавиться от боли.

Да и боль, надо признать, несколько притупилась. Возможно, соприкосновение с Киной способствует избавлению от романтического томления.

— Тай Дэй, — шепнул я на нюень бао, давая понять, что вопрос носит не деловой, а личный характер, — Что значит, если женщина нюень бао надевает белое.

— А?.. — Похоже, он удивился. — Я не понимаю, брат.

— Мне просто вспомнился сон, виденный несколько ночей назад. Я видел женщину, похожую на Сари. Одетую в белое платье. А ведь нюень бао, если они не жрецы, в своих поселениях всегда ходят в черном. Разве не так?

— Тебе снилась Сари?

— Она постоянно мне снится. А тебе разве не снится Му?

— Нет. Когда они уходят, мы позволяем уйти и их душам. Нас этому учат.

О! Я ему не поверил. Учить-то может и учат, но проку от этого учения мало, в противном случае месть не значила бы для них так много.

— Но все же, что означает белое платье? Если оно вообще что-то значит.

— Белый цвет — цвет вдовства. Мужчина, потерявший жену, тоже надевает белое. Вдова должна ходить в трауре не менее года, и в это время ни один мужчина не вправе к ней посвататься. Хотя, конечно же, мужчины из ее рода негласно будут присматривать ей подходящего супруга. То же относится и к вдовцу: отец и братья могут рассматривать возможности нового брака, по не имеют права высказываться от его имени, пока он не снимет белое.

Это было для меня новостью.

— Но за время пребывания в Деджагоре я не видел ни одного нюень бао, ни мужчины, ни женщины, в белом. И Сари заинтересовалась мною прежде, чем минул год со дня смерти Данха.

Тай Дэй одарил меня одной из своих несчастных улыбок.

— Сари заинтересовалась тобой, когда он был еще жив. С первого взгляда, в тот день, когда ты пришел на встречу с дедом. Какой был скандал — тебе и не представить. Особенно после того, как бабушка заявила, что Сари суждено стать возлюбленной иноземца.

Стало быть, эта улыбка не была связана с добрыми воспоминаниями. Могу себе представить, какова была ярость матушки Готы.

— Но Сари ни дня не носила белого. Как и никто другой.

— Потому, что в городе не было ни единой белой тряпки, не нацепленной на таглиосского солдата. А дед считал, что подбирать их тупики не следует из политических соображений.

Тай Дэй снова улыбнулся — улыбка делала его лицо похожим на череп — и продолжил:

— К тому же нас было немного. Все паломники знали друг друга, и уж всякий знал, кто потерял пару. Мы понимали, что у нас нет и не будет возможности следовать обычаям, пока мы не вернемся в наши селения, к нашим храмам.

Выходит, та женщина в дельте была вдовой. Ну что ж, это, пожалуй, объясняло ее горестный вид.

— Тебе следовало бы побольше рассказывать мне об обычаях нюень бао. А то ведь порой я чувствую себя полным невеждой.

Улыбка Тай Дэя исчезла.

— Но у тебя больше нет надобности знать наши обычаи, разве не так?

Даже брак не сделал меня Своим для их племени. Тай Дэй находился здесь не потому, что считал меня членом семьи, а лишь в силу принятого обязательства.

Об этом следовало подумать.

Костоправ дал всем как следует отдохнуть, прежде чем приступил к тому, что, по его мнению, должно было стать последним натиском на оборону тенеземцев. Меня бросало то в жар, то в холод, не иначе как поблизости от Кины я подцепил что-то вроде лихорадки. Так что на разведку я на сей раз не пошел.

Старик обойдется, узнает, что надо, и от своих ворон. На всей оборонительной линии противника не оказалось ни одного живого тенеземца. Укрепления были покинуты. Пока мы рассиживались у костров да дрыхли без задних ног, Могаба и его капитаны увели остатки своего войска. Они даже пытались уничтожить все снаряжение и припасы, какие не могли утащить, но шадаритская кавалерия помешала им осуществить эти планы.