Глен Кук - Суровые времена. Тьма

Склонившись ко мне, он полночным шепотом сказал:

— Когда другие уйдут, останься.

Объяснять, для чего, не стал. Отошел сказать что-то Одноглазому — на языке, даже мне непонятном.

Он знает, самое меньшее, два десятка языков. Оно и понятно — сколько времени провел в Отряде… Одноглазый, вероятно, знает еще больше, однако в собеседники ему не годится никто, кроме Гоблина. Кивнув, Одноглазый вновь взялся за дело.

Вскоре наш ведун снова прервался, принявшись выпроваживать Радишу с дядей Доем за дверь. Проделал он это столь необычными для него мягкими и вежливыми способами, что они ни словом не возразили. Дядюшка Дой был не более чем гость, а Радишу повсюду ждали неотложные дела, и посему Одноглазый легко внушил им, что мысль об уходе — их собственная. Во всяком случае, он своего добился.

Облегчило ему задачу и то, что Костоправ тоже якобы собрался уходить, однако не прошло и пяти минут, как капитан вернулся.

— Пожалуй, — сказал я ему, — я уже все повидал. Чудес на свете не осталось. Стало быть, пора мне уходить в отставку и, как задумал, завести ферму. Репу сажать.

И это было жестом лишь наполовину. Стоит Отряду осесть на одном месте, все наши начинают строить подобные планы. Такова, видимо, природа человеческая.

Репы в Таглиосе не выращивали, однако я видел ничейные участки земли, вполне годные под разведение репы, пастернака и сахарной свеклы. Масло с Ведьмаком неподалеку, значит, с семенами заминки не будет. Может, они и картошки малость доставят. Может быть…

Костоправ улыбнулся:

— Одноглазый! Похоже, этот скользкий тип нам ничего полезного не скажет.

— А знаешь, почему на то похоже, командир? Он знает нечто и старается удержать это хотя бы еще чуть-чуть. Всякий раз, как я причинял ему боль, у него возникала такая мысль. Он думает, что вытерпит еще только разик. А потом — еще разик…

— Пусть его жажда помучает.

Капитан отодвинул сиденье и Обманника на нем в угол и накрыл его рваной простыней, словно мебель перед отправкой на свалку.

— Слушай, Мурген. Время поджимает. Все вот-вот начнется, и ты нужен мне в первых рядах — здоровый или больной.

— Не нравится мне, как оно звучит…

Однако он был не в настроении шутить.

— Мы узнали кое-что интересное о Копченом. — Тут он ни с того ни с сего перешел на диалект Самоцветных городов, не известный в этих землях никому, кроме наших, разве что Могаба тайком пробрался бы во дворец. — Твои припадки — и то, что они могут означать — нас здорово затормозили, однако нам нужно пошевеливаться. Настала пора рискнуть. И тебе, старому псу, нужно выучиться кое-каким новым фокусам.

— Пугаешь?

— Нет. Это важно. Слушан внимательно. У меня нет больше времени на возню с Копченым. У Одноглазого — также. Колдовской арсенал отнимает все его время. А больше я в таких делах никому не верю. Кроме тебя.

— Чего? Не понимаю. Ты толком говори.

— Слушай. Слушай и смотри, а рот держи на замке. Времени у нас мало. Радише может прийти в голову воротиться и снова подвергнуть Обманника пыткам. Она это любит, — Он обратился к Одноглазому: — Напомни мне, что надо выяснить, нельзя ли постоянно назначить сюда Корди Мотера. При нем она не станет путаться под ногами.

— Он вскоре должен вернуться в город. Если уже не вернулся.

— И это — начальник моей разведки, — посетовал Костоправ, указывая на Одноглазого и укоризненно качая головой. — На один глаз слеп, а другим вообще ничего не видит.

Я взглянул на укрытого простыней врага. Тот уже начал похрапывать. Хороший солдат никогда не упустит возможности отдохнуть…

Часы тянулись и тянулись. Костоправ ушел, затем снова вернулся.

— Видишь, Мурген, как просто? Ты когда-нибудь видел столь действенный трюк, который так просто выполнить?

— Ни разу в жизни, — согласился я. — Словно с дерева упасть.

Или же — проваливаешься в бездонную яму, в чем я уже достаточно, хоть и не своей волей, напрактиковался.

Хотя на словах все куда проще, чем на деле. Я заранее знал, что и это не составит исключения.

— Теперь я хотя бы понял, как тебе удавалось казаться вездесущим, вызнавая вещи, совершенно невероятные.

Костоправ рассмеялся. Раскрытие своего изумительного замысла привело его в великолепное настроение.

— Давай, попробуй теперь сам.

Я бросил на него взгляд, который он предпочёл принять за непонимающий. Да, ничего особенного. Все равно что с дерева упасть. Может быть. Только вот Одноглазый не очень годится в наставники.

— Делай, как Одноглазый показывал. Определись, что тебе нужно увидеть. Скажем, на Копченом сосредоточься. Но проделывай все чертовски тщательно. Здесь точность нужна. Точность — это все. Неясность — смерть.

— Точно так же в любой мною слышанной байке работала магия, капитан. Неясности постоянно сбивают с толку.

— Пожалуй, это верно. Кажется, я коснулся больного места, — он внезапно о чем-то призадумался, — Давай.

Но мне не хотелось.

Все это слишком похоже на то, что бывает, когда я падаю сквозь эту бесконечную кроличью нору в Деджагор. Возможно ли, что все это Копченый как-то надо мной проделывает?

Костоправ покачал головой:

— Никоим образом. Это вещи совершенно разные. Давай. Я настаиваю. Только время попусту тратишь. Взгляни на что-нибудь из Анналов, чем всегда интересовался. Мы будем рядом и прикроем тебя, на случай чего.

— А если я взгляну на Масло с Ведьмаком?

— Я знаю, где они. Только что миновали Первый Порог. Будут здесь через несколько дней. Попробуй что-нибудь другое.

Масло с Ведьмаком последние три года провели в путешествии на север с таглиосским посольством и письмами, посланными Госпожой тем, кого ей пришлось оставить там. Задачей их было — разузнать все, что возможно, о Хозяйке Теней по имени Грозотень. Покойница Грозотень, как выяснилось прежде, оказалась изгнанницей из старой империи Госпожи, Зовущей Бурю, также числившейся в умерших. И два других могучих и злобных волшебника, вставших на нашем пути, оказались давно умершими Ревуном и безумной сестрицей Госпожи, Душеловом. Появлялся и Меняющий Облик, но с ним мы управились.

То, что Масло с Ведьмаком удалось уцелеть в столь невероятном путешествии, кажется мне великим чудом. Но их, похоже, сами боги хранят…

— Наверняка привезут целую коллекцию новых шрамов, будет что порассказать.

Костоправ кивнул. Теперь настроение его сделалось мрачным, однако пора было продолжать обучение.

Воображением моим завладела одна необъяснимая трагедия из прошлого. Странная, ужасная и бессмысленная резня в деревушке под названием Узы, так, по моим сведениям, и оставшаяся загадкой. Я был уверен, что здесь кроется нечто важное; то, что и вплоть до наших дней тайна осталась неразгаданной, меня просто ошарашило.