Глен Кук - Суровые времена. Тьма

Крепко сжав руку Копченого, я старательно очистил сознание, нашептывая ему подробные указания. И — унесся в неведомые дали, оторвавшись от собственного тела, отчего меня охватил внезапный страх. На миг почудилось, что все это уже я пережил ранее, однако, что будет дальше, не помнил.

Старик был прав. Это оказалось совсем не похожим на прежние мои провалы в прошлое. В этом кошмаре я был в полном сознании и сам управлял событиями. Я был бестелесным призраком, несущимся к Узам, но цель не покидала моего сознания. Разница была огромна. Уносясь в Деджагор, я утрачивал личность и контроль над событиями, пока не вторгался в прошлое своего «я». А после этого — забывал о будущем.

Узы — небольшая деревушка на южном берегу Майна, прямо напротив Ведна-Ботского брода. В течение столетий Майн был традиционной границей таглиосских земель. Жившие за рекою говорили по-таглиосски и верили в таглиосских божеств, однако таглиосцы считали их не более, чем данниками.

В Узах была небольшая военно-курьерская ремонтная станция (то есть станция со сменными лошадьми). Ею управлял мизерный гарнизон шадаритских кавалеристов, охранявший в основном переправу. Подобный пост — мечта любого солдата: ни начальства, ни хлопот, ни забот. Вода в реке спадала настолько, что переправою можно было пользоваться лишь месяца три в году, однако гарнизон получал жалованье круглый год.

Душа Копченого неслась в прошлое, к той давней катастрофе, и я, согбенный, с тяжкою ношей страха, невзирая на все заверения Ворчуна, следовал за ней.

Ночь, в продолжение которой было вырезано все население Уз, была непроглядно темной. Из ночи той, а также из кошмаров, в коих человек куда чаще — жертва, чем хищник, и явился ужас. Чудовище прошло по деревне, направляясь к армейским конюшням. Я видел все, но не мог никого предостеречь.

Вахту нес один-единственный часовой, да и тот клевал носом. Ни он, ни лошади не почувствовали приближения опасности.

В конюшне со слабым стуком поднялась дверная щеколда. Никакому животному недостанет ума дернуть шпур… Солдат проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть метнувшийся к нему сгусток тьмы с горящими багровым огнем глазами.

Пожрав добычу, чудовище скрылось во тьме. Оно продолжало убивать. Крики ужаса подняли гарнизон. Солдаты схватились за оружие. Чудовище, похожее на громадную черную пантеру, прыгнуло в реку и поплыло к северному берегу.

Теперь я понимал, в чем дело. Убийцей был оборотень, ученица волшебника по имени Меняющий Облик, убитого нами в ночь взятия Деджагора. А она скрылась, навеки обреченная носить облик зверя…

Отчего же именно это происшествие, более чем четырехлетней давности?

Мне захотелось последовать за пантерой и посмотреть, что сталось с нею дальше, однако Копченого не удалось заставить двигаться следом. Коматозный колдун не был личностью и не обладал сколь-нибудь заметной волей, но, вероятно, имел свои пределы и ограничения.

Однако ж забавно: до возвращения во дворец во мне не возникало никаких эмоций. Зато после — накрыло с головой, да так, что дух перехватило.

— Это — правда? — спросил я. — То, что я видел там?

— Никаких видимых свидетельств противного не наблюдается, — отвечал Ворчун, ни за что, на всякий случай, не ручаясь.

Подозрителен наш капитан, как всегда… — Неважно выглядишь. Поганое было зрелище?

— Более чем. Используя Копченого, можно видеть все?

— Почти. Кое-куда он не хочет — или не может — проникнуть. Не может и возвращаться в то время, когда еще не был в коме. Теперь, если хочешь, можешь писать Анналы, являясь всему излагаемому истинным свидетелем. Только не забывай, что Копченого надо верно направлять.

— Вот так да… — Скрытый смысл открытия капитана только-только начал доходить до меня. — Да это же стоит больше, чем легион ветеранов!

Теперь я понимал, как мы в последнее время сумели совершить несколько изумительнейших ходов. Сидя на плече врага, ничего не стоит предугадать его действия.

— Гораздо больше. Вот почему ты должен держать язык за зубами даже со своей любимой наедине.

— Радиша знает?

— Нет. Только ты, я и Одноглазый. Может, еще Гоблин, если Одноглазый просто не мог не поделиться с кем-нибудь. И — все. Одноглазый случайно наткнулся на это, стараясь вывести Копченого из комы. Копченый был в Вершине, бродил по ее залам и действительно встречался с Грозотенью, поэтому нам хотелось его кой о чем порасспрашивать. Но это подождет. Так что не говори никому. Понимаешь?

— Ты еще снова мою родню заподозри…

— Башку снесу.

— Да я понял, командир. Собутыльникам из Обманников этим хвастать не стоит. Ч-черт, с этим мы можем победить!

— Во всяком случае, оно не повредит. Пока остается тайной. Ладно, у меня еще дела с Радишей, а ты продолжай с ним практиковаться. И не бойся его перенапрячь. Не выйдет.

Он крепко сжал мне плечо и, с решимостью целенаправленной и вместе — фаталистской, ушел. Наверное, на очередное бюджетное совещание. Если ты Освободитель, то на военные нужды никогда не хватает, а если Радиша — военные всегда желают прихватить лишку.

Итак, в комнате остались лишь я, полудохлый ведун да вонючий душила под льняной простыней. Я вознамерился было при помощи Копченого выяснить, что затевают в Таглиосе дружки этого вонючки, но подумал, что капитан не стал бы его допрашивать, будь Копченый способен дать нам нужные сведения. Наверное, дело не только в точности указаний. Наверное, нужно еще иметь хоть какое-то представление о том, что ищешь. Не зная направления, не найдешь даже собственного локтя.

Стало быть, что? Старина Копченый — чудо из чудес, однако ограничения — будь здоров… И большая их часть наверняка заключается в наших собственных головах. От нас зависит, снимем ли мы сливки со своего воображения, или же сделаемся его жертвами.

Так. Что бы такого посмотреть?

Я пришел в крайнее возбуждение. Приключения звали вперед. Так — какого дьявола? Стоит ли мелочиться? Не заглянуть ли к Длиннотени, что значится первым номером в списке Черного Отряда?

Длиннотень, должно быть, вышел прямиком из моих фантазий. Он был убийственно уродлив, высок, тощ, да к тому ж подвержен порывам гнева и внезапным приступам, наподобие малярийной лихорадки. Одевался он в нечто вроде черной, свободной и длинной, до полу, женской рубахи, рукава коей скрывали под собою тонкие, точно у мумии, руки. Ел он нечасто, да и то не ел, а так, поклевывал. Должно быть, его постоянно мучил голод.

Рубаха его сверкала и переливалась золотыми, серебристыми, глянцево-черными нитями многих дюжин вплетенных в ткань статических защитных заклятий. С первого взгляда он казался еще параноидальнее Ворчуна, однако на то у него имелась веская причина. Весь мир просто жаждал как следует поджарить его, а друзей ближе Могабы с Ножом у него не было.