Глен Кук - Суровые времена. Тьма

— Пока он движется вперед, он движется к поражению.

— Движется… Но так ли предрешено его поражение?

Я почувствовал, что обоих мучают сомнения — но большей частью друг в друге.

— Ты боишься его?

— Не то слово. Даже сильнее, чем Госпожа. Госпожа откровенна в своей враждебности. Она устремляется вперед со всем, что имеет в наличии. А Костоправ склонен сказать: «Смотри! Птичка!» — и вонзить нож в спину. Он тоже использует все, что имеет, но — как? Он не принадлежит к людям чести.

Нет, он не упрекал Старика в бесчестии, по хотел сказать, что Костоправ не джентльмен в том смысле, что так много значил для Могабы.

Далее он продолжал:

— Теперь Костоправ безумен. Я уверен, он сам порой не ведает, что творит. В те дни он повидал многое, о чем ни разу не упоминалось в его Анналах.

Снова врешь, подлый. За четыре сотни лет в Анналах накопилась уйма примеров на все случаи жизни. Соль — в умении их отыскивать.

— У него тоже есть свои пределы, генерал.

— Конечно. Эти таглиосцы — фальшивы и эгоистичны.

— И это может привести его к гибели. Политически у него нет выбора, вскоре ему придется попытать счастья при Чарандапраше. Где мы и сокрушим его.

— Победы в одной битве будет недостаточно. Если хоть один из них выживет и будет далее обладать Копьем Страсти, против нас поднимутся новые армии. Госпожа доказала это.

— Тогда ты будешь иметь удовольствие сокрушить их снова.

Могаба хотел было возразить, но предпочел не гавкать против ветра.

— Едва будет окончено сооружение Вершины, ты можешь пускаться в любые авантюры по своему желанию. С моего одобрения и при полной моей поддержке.

— Какие авантюры?

— Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Ты был величайшим воином Джии-Зле, по никак не мог в этом убедиться. В Черном Отряде ты вынужден был держаться в тени своего капитана и Сенджак. У тебя не было возможности проявить себя, поэтому ты пришел ко мне.

Могаба кивнул. Он явно не был доволен собой, и это меня удивило. Я считал его слишком эгоистичным для каких-либо сомнений этического характера.

— Иди, мой генерал. Завоевывай мир. Я с удовольствием помогу тебе. Но вначале — сокруши Черный Отряд. Останови таглиосцев. Мое падение оставит тебя ни с чем. От душилы действительно может быть прок?

— Может быть. Он много говорил об участии своей богини, но на это я не рассчитываю. Никогда не видел, чтобы боги принимали чью-то сторону в борьбе людей.

Странно. Ведь богиня Нарайяна была и богиней Могабы. Может, он разуверился? Может, Деджагор и его напугал до глубины души?

— Так одолей же их. Не оставляй никого, кто может помешать впоследствии.

Я всегда воображал себе Хозяина Теней этаким громадным, вонючим воплощением дьявола, величественным, колоритным безумием, наподобие Взятых там, на севере. Но Длиннотень оказался лишь злобным стариком, одаренным избыточным могуществом.

— Если уж грядет Год Черепов, — сказал он Могабе, — нужно, чтоб год этот стал нашим годом. А не их.

— Я понимаю. Что ты думаешь о ребенке?

Длиннотень неуверенно хмыкнул.

— Жутковата, верно? Словно тысячелетняя… Уменьшенная копия матери, только хуже.

Пожалуй, он был прав. Моему призрачному взору ребенок, определенно, казался крайне странным и злобным.

— Возможно, придется поторопить ее в объятья богини, — задумчиво пробормотал Длиннотень.

Пожав плечами, Могаба повернулся, чтобы уйти.

— Хочешь ли ты еще с кем-нибудь говорить наедине?

— С Ревуном… Стой!

— Что?

— Где это Копье Страсти?

— Там же, где и Костоправ, наверное. Или — знаменосец. Знаменосцем у них, скорее всего, до сих пор этот гад, Мурген.

Ничего, Могаба, я тоже тебя люблю.

— Мы должны завладеть им. Справятся ли Обманники? Даже уничтожения Черного Отряда может быть недостаточно для нашего долгого пути. И еще задание для Обманников: пусть выяснят, зачем Сенджак нужен весь этот бамбук.

— Бамбук?

Что это? Эхо?

— Она многие месяцы прочесывала таглиосские земли. И всюду, где бы то ни было, ее солдаты забирали весь бамбук.

Любопытно. Я выясню. Некоторое время я плыл следом за Могабой. Едва покинув парапет, он пробормотал:

— Бамбук… Ну и безумец…

Затем я попытался продвинуться южнее Вершины, однако очень скоро Копченый застопорился. Ну что ж…

Пожалуй, что там такое, я выясню раньше, чем хотелось бы. После устройства дел с Длиннотенью и его Вершиной, следующим препятствием на пути в Хатовар значится эта равнина.

Я вернулся в палату, к Копченому и к нашему вонючему душиле. Страшно хотелось есть и пить, но и потрясен я был здорово. Конечно, узнал я не много, но — боги мои! — каковы возможности…

Попив из кувшина, я откашлялся и приподнял угол простыни, наброшенной на пленного.

— Как ты там? Может, пить хочешь? Или побеседовать…

Он спал.

— Вот и ладно, так и сиди.

Так. Что же дальше? Помощь не подошла. Я сгрыз одну из зуболомных лепешек матушки Готы. Это слегка утолило голод. Большего мне в тот момент не требовалось.

Что же дальше? Продолжать в том же духе, пока кому-нибудь не понадоблюсь? Повидать Госпожу? Взглянуть на Гоблина? Поохотиться за Ножом? А может, поискать, где прячется Душелов? Она, хоть и не попадалась нам под ноги последнее время, должна быть где-то поблизости. Вокруг любого солдата Отряда постоянно вороны стаями вертятся.

Душелов терпелива. И это — самая ужасная из ее черт.

Я наслаждался богатством выбора, словно мальчишка в кондитерской лавке.

И в конце концов решил поискать Душелова. Она была старейшей из тянувшихся за Отрядом тайн.

Копченый взял с места в карьер, но тут же остановился. Чем сильнее я понукал его, тем больше беспокоилась его душа, или «ка», или еще что…

— Ладно. Все равно от нее всегда бед столько, что не мне с ними справляться. Идем, поищем ее бестолковую сестрицу.

Госпожа ничуть не пугала Копченого.

Я нашел ее в деджагорской цитадели, в зале совещаний. Она и еще четверо склонились над картой. Обозначенная на ней граница была отодвинута много южнее Деджагора. Прежние пограничные линии тоже были нанесены на карту и помечены датами.

Ей явно не помешала бы новая карта. На старой уж и места живого не оставалось. Слишком много стычек она выиграла.

Госпожа прекрасна, даже когда только что из боя. Для Старика она выглядит слишком молодой, хотя много старше Одноглазого. Еще бы — тот никогда не практиковал волшбы, возвращающей молодость.

Двое из тех, что вместе с ней разглядывали карту, были нашими, нарами из Джии-Зле. Нары теперь при всяком удобном случае показывают всему миру, что Могаба со своими предателями — выродки, коих глаза бы больше не видели. Но меня этим они не могли ввести в заблуждение. Госпожа со Стариком — также. Мы знали, что Могаба оставил кое-кого в наших рядах. Костоправ однажды сказал мне: