Робин Маккинли - Красавица

Обессиленная и благодарная, я скользнула внутрь и рухнула на кровать. Запах лаванды источали свежие белые простыни под услужливо откинутым одеялом. Ветерок, который, видимо, все это время в ожидании грел пятки у камина, порхнул ко мне и стал помогать раздеваться, причитая над растрепавшейся на бегу прической и помятыми юбками. Расчесав мне волосы и мастерски заплетя их в косу, на меня надели длинную белую ночную сорочку из мягчайшего шелка, вышитую кремовыми розами, а когда я забралась в постель, подоткнули одеяло. От задутых свечей по комнате поплыл совсем не свечной коричный аромат, а огонь в камине, поутихнув, сам присыпал угли золой на ночь.

Несмотря на усталость, сон не шел. Я металась и ворочалась, сбив все простыни и даже сбросив на пол одну из подушек. К моему удивлению, она почему-то не собиралась сама возвращаться на место. Я полежала неподвижно, глядя на складки полога. С моего места на нем просматривался грифон, запрокинувший голову, распустивший крылья, вытянувший когти и хлещущий себя по задним лапам шипастым хвостом. Я сразу же вспомнила о своем кольце, которое сняла во время купания, а обратно не надела. Вполне благовидный предлог, чтобы выбраться из разоренной кровати. Я спустилась по трем ступеням постамента, отыскала поблескивающее на маленьком столике у камина кольцо и после минутного раздумья надела на палец.

Возвращаться в кровать не хотелось. Оглянувшись мельком, я увидела, что простыни и одеяло поспешно приводят себя в порядок, мешать им сейчас было бы неучтиво. Я побродила бесцельно по комнате и задержалась перед книжными полками, но и читать желания не возникло. В конце концов я свернулась клубком на лежанке у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Почти полная луна, успевшая подняться высоко над горизонтом, серебрила широкие луга и черный лес вдалеке, сад и фигурно подстриженные деревья и даже высокую мрачную башню по левую руку от меня, выдвинувшуюся к высокому мрачному лесу за лугами. Светильники в саду не горели. Мне показалось, когда я попробовала приглядеться повнимательнее, что между деревьями скользит какая-то непонятная узорчатая тень. По небу плыли облака, но плыли куда медленнее, чем россыпь этих беспокойно мечущихся пятен, да и луна светила ровно и ярко. Я поморгала и потерла глаза – наверное, от усталости мерещится всякое. Весь этот замок – один сплошной кошмар, несмотря на гостеприимные самонакрывающиеся столы с изысканными яствами, самонабирающиеся горячие ванны и самозагорающиеся свечи. Даже любезный ветерок, единственное встретившееся мне здесь подобие живой души (если не считать Чудища), и тот куда-то пропал.

«Тебе нечего бояться», – припомнила я слова хозяина замка.

Стояла мертвая тишина, даже угли в камине прогорали бесшумно. Поежившись, я постучала пальцем по стеклу, чтобы хоть как-то нарушить безмолвие.

– Ничего не получится, – сказала я вслух.

«Не бойся, не бойся, не бойся. Поверь моему слову, в замке и в окрестностях тебе ничего не грозит», – зашелестело у меня в ушах зимней поземкой.

Я вспомнила о Доброхоте. Надо его проведать. Поглажу его теплую морду, он положит мне голову на плечо, я успокоюсь. Еще совсем маленькой я иногда задремывала в конюшне, рядом с упряжными лошадьми, поэтому в минуты душевной невзгоды привычно искала утешения у обитателей конюшен.

Соскользнув с лежанки, я пошла к двери, но она не открылась. Я удивленно толкнула ее рукой – не поддается. Тогда я нажала на ручку, навалившись всем весом. Тщетно. Дверь будто приросла к стене, даже бряцания замка или щеколды не было слышно. В голове пронеслись панические мысли: она и не открывалась, и не откроется больше никогда.

– Нет! Выпустите меня, отворите! – закричала я, молотя кулаками по глухим планкам, обдирая костяшки до крови.

Я с рыданиями опустилась на пол, засовывая израненные руки под мышки. Уткнувшись лбом в упрямую дверь, я рыдала, пока не кончились последние силы. Тогда я побрела обратно в кровать.

Уже на краю сна мне померещилось, что вернулся ветерок и чем-то прохладным окутал мои руки, прогоняя боль, как ночного татя. В тихом посвистывании и вздохах послышалась будто бы человеческая речь, однако я мало что разбирала сквозь дремоту, да и не поручусь, что слышала все это наяву.

Разговор вели два голоса.

– Бедняжка, бедная девочка, жаль мне ее… Если бы только мы могли ей помочь.

– Это невозможно, милочка, ты ведь знаешь. Мы стараемся, но она должна сама…

– Знаю. Только нелегко ей придется.

– Нелегко. Но ты не унывай. Она умница, и он ее уже полюбил. Все образуется…

Когда я проснулась, солнце уже сияло высоко в небе, расчерчивая бордовый ковер золотистыми прямоугольниками и превращая янтарный узор в медовый. Еще не совсем пробудившись и не успев открыть глаза, но уже осознав, что время к полудню, я подумала с тревогой: «Как же я проспала? Ведь не успею ничего. Почему никто меня не поднял?» И тогда я все вспомнила. Разлепив веки и ощутив под щекой тонкий лен, я поняла, что́ меня разбудило: по комнате плыл ароматнейший, густой запах горячего шоколада и гренок с маслом. Я села в кровати. У разожженного заново камина стоял накрытый столик. Я радостно выбралась из-под одеяла. В городском доме горничная каждое утро подавала мне шоколад с гренками. Как они узнали? Спрыгивая с кровати, я оттолкнулась кулаками от перины и чуть не вскрикнула от резкой боли. Моментально опомнившись, я уставилась на свои руки, вспоминая ночные события. Раны забинтовали тонкой марлей, пока я спала, – вот, наверное, зачем приходили таинственные собеседники, которых я слышала сквозь сон. Наморщив лоб, я попыталась восстановить разговор в памяти, но вскоре сдалась. Горячий шоколад всецело завладел моим вниманием. Рядом в золотой вазе лежали яблоки и апельсины, к ним прилагался ножичек для чистки с костяной ручкой.

Когда я поела, явился ветерок и в мгновение ока убрал со стола, подхватив льняную скатерть вместе с посудой и растворив ее в воздухе. После недолгого препирательства мы с ним остановили выбор на сером утреннем платье с серебряными пуговицами и изящных черных ботинках на шнуровке. На дверь я старалась не смотреть, но стоило мне приблизиться, и она отворилась как ни в чем не бывало. Я поспешно выскочила в коридор, пока дверь не передумала. Ветерок выскользнул следом, обвился вокруг и пропал.

В солнечном свете, который потоками лился сквозь высокие окна, замок выглядел совсем другим. Мрачная величавость, в которую его погружали таинственные отблески свечей, обернулась поутру пышным великолепием. С трудом верилось, что здесь обитает Чудище. Ему самое место в кошмарном сне, никак не в этих пронизанных солнцем покоях. Однако думать, зачем я ему понадобилась, сейчас не было никакого желания, поэтому, прогнав тревожные мысли, я пустилась любоваться раскинувшимися вокруг красотами. Ближайшая лестница привела меня в огромный зал, откуда я вчера попала в трапезную, и через массивные парадные двери я вышла наружу.