Ангел Петя

Похоже, Булгарина молчание тоже стало тяготить, поэтому он ответил с выраженным воодушевлением:

– Пара минут – это в ничьем пространстве, в эфире, там, где мрак и мерцание, а по подворьям мы перемещаемся со скоростью около восьмисот километров в час, примерно, как современный пассажирский самолет. Тем самым, чтобы обогнуть владения Француза по орбите, нам потребуется пара часов. Впрочем, мы уже почти прилетели – по счастью, Петергоф не антипод Савкиной горки, где мы так славно отобедали.

Вдали и в самом деле уже стали видны правильные контуры ухоженного французского парка, дворец и канал, соединяющий дворец с морским заливом, а еще через минуту Петя увидел знаменитый фонтан – золотого Самсона, раздирающего пасть льву.

Приземлились в сотне метров от главного входа во дворец.

– Не хочешь ли переодеться? – предложил Пете Пушкин.

– Это обязательно? – поморщился молодой человек, вполне удобно чувствовавший себя в любимых джинсах.

– Отнюдь нет, – пожал плечами Пушкин, – никакого дресс-кода здесь нет – это тебе не московский клуб. Впрочем, всё же, на первый раз, я бы посоветовал фрак – думаю, он тебе будет к лицу.

Петя внимательно изучил устройство фрака на ладной фигуре нового друга и через секунду оказался облаченным в такой же.

– Ну и как тебе это нравится? – обескуражено спросил Булгарина Пушкин, – на чужой территории твой чхота , словно дома!

– Очень нравится, – с улыбкой ответил тот.

В бальную залу зашли в таком порядке: сначала Петя, за ним Булгарин, а замыкающим выступил Пушкин. Взоры обратились к ним. Петя смотрел на лица мужчин, все, как на подбор, волевые и красивые, на их прямые спины и широкие плечи, но наибольшее внимание привлекали женщины – молодые, восхитительно прекрасные и при этом очень разные. Оркестр ненадолго смолк, раздались многочисленные одобрительные возгласы, но поприветствовать их лично подошло всего лишь несколько пар – Петя понял, что собравшиеся не хотят показаться чересчур навязчивыми.

– Сегодня здесь какой-то праздник? – негромко спросил он у хозяина.

– Конечно, Петр. Праздник твоего первого выхода в свет. Все собрались поприветствовать тебя и порадоваться за Бýлгара – моего друга.

– Но почему? Сложно представить, что таким образом чествуют любого нового ангела!

– Ты прав. Дело в том, что ты первый чхота Бýлгара за последние лет сто двадцать – нынче не модно умирать с именем Фаддея на устах.

Последующие несколько часов прошли во взаимных представлениях. Пушкин подводил к Пете своих гостей – мужчин и женщин, знакомил их, после чего, обменявшись с Петей несколькими учтивыми фразами, новые знакомые приглашали бывать у них запросто и уступали место новым парам.

– После такого приглашения, – шепнул на ухо Булгарин, – ты всегда сможешь найти их подворья и будешь там желанным гостем.

– До чего же они все красивы, – невпопад ответил Петя, – действительно, настоящие ангелы.

– Красота – всего лишь вопрос личного и общественного вкуса. Кроме того, красивы лишь те, у кого хватает сил поддерживать эту красоту. В этом мире есть и другие, увы. Ты, чуть погодя, некоторых из них увидишь.

Знакомясь с гостями и выслушивая массу комплиментов, по большей части совершенно не заслуженных, Петя, неожиданно для себя осознал, что помнит все без исключения имена новых знакомых. Еще пару недель назад, до обретения статуса ангела, молодой человек, будучи кому-то представленным, заверял нового знакомого, что ему очень приятно и тут же забывал, как того зовут – то ли Борис, то ли Александр, а, возможно, Сергей или Дмитрий. А сейчас, провожая взглядом кружащиеся в танце пары (что это за танец – вальс? фокстрот?), Петя совершенно не путался в именах гостей – похоже, сделавшись ангелом, он приобрел замечательную память. Интересно, это у всех так?

Сзади неслышно подошел Пушкин, положил руку на плечо, и негромко сказал:

– Вот видишь, Петр, ты уже не одинок, у тебя теперь масса знакомых, которые будут тебе всегда рады. А теперь пойдем, познакомишься с пассией Бýлгара.

Оказалось, что Булгарин уже оставил Петю и удалился на другой конец зала, где беседовал с какой-то дамой – она сидела в кресле, а он стоял у нее за спиной. В тот момент, когда Петя в сопровождении Пушкина приблизился к собеседникам, дама как раз обернулась к Яну, реагируя, на какую-то его реплику. Пушкин весело, но крайне почтительно, привлек ее внимание и представил Петю. Женщина, как и все присутствующие здесь, оказалась писаной красавицей, но определенно чем-то отличалась от других дам – Петя не сразу понял, чем именно. Спустя миг, он сообразил, что в отличие от прочих прелестниц, возраст которых не превышал лет двадцати, подруга наставника выглядела, как очень ухоженная сорокалетняя дама. Признаться, в глазах молодого человека это лишь придало ей привлекательности – его взгляд успел замылиться от лицезрения гладких кукольных мордашек. Содержательной беседы не вышло – после пары фраз стало понятно, что дама очень неглупа и склонна к иронии, переходящей в ехидство, что не помешало ей пригласить Петю при случае заглянуть к ней на подворье. Переведя взгляд на Булгарина, Петя понял, что тому хотелось бы остаться наедине с остроумной собеседницей и довольно быстро откланялся.

– Это из-за нее Ян предпочел солидный облик? – поинтересовался Петя.

– А то из-за кого же? – подтвердил Пушкин. – Стремится соответствовать, – и улыбнулся, как показалось Пете, с определенным цинизмом. Молодому человеку сделалось обидно за наставника, и он спросил:

– А рыжим ты тоже сделался из-за женщины?

– Ничего подобного! Просто, недавно проиграл пари, и оттого буду являть собой Лепрекона еще почти год, а там снова сделаюсь Аполлоном Бельведерским или – отличная мысль! – арапом. Как считаешь – стоит?

Петя искренне постарался решить, какой из обликов пойдет Французу больше, но Пушкин перебил его размышления:

– А сейчас мы с тобой слетаем в одно местечко, и ты увидишь нашу ангельскую жизнь с другой стороны.

– А Тадеуша Яновича, в смысле, Яна, возьмем с собой?

– Оставь, его, – посоветовал Пушкин, – у него сердечная драма – угораздило на старости лет впасть в безответную любовь, мы ему сейчас не нужны, он занят наиглупейшим делом – склоняет к себе ту, которая не хочет дать своей любви. При легкости нравов, царящих в этом мире, ситуация почти что невероятная. В чем-то я ему даже завидую.

– И давно с ним так? – сочувственно поинтересовался Петя.

– Не слишком – лет семьдесят, если мне память не изменяет, – беспечно ответил Француз.

На выходе из зала, уже в дверях, Петя обернулся и понял, что незаметно покинуть бал не удалось – показалось, что взгляды всех гостей устремлены на него, а, может, все смотрели вслед уходящему Пушкину. Петя неловко на прощанье поклонился, а потом поклонился еще – на сей раз глубоко, сопровождая поклон изысканным жестом правой руки, как кланялись французские придворные в каком-то фильме. Когда он разогнулся, в руке у него оказалась широкополая шляпа с голубым плюмажем, которую он водрузил на голову и затем, почти бегом, последовал за новым другом.