Ангел Петя

Вскоре Пете стало ясно, что носители информации – вовсе не печатные страницы воображаемой книги. Информацию хранили ангелы, постоянно проживающие на пушкинском подворье (Француз отчего-то называл их «пансионерами»). Информация могла быть такой: сведения об искомых ангелах, сведениях о тех пансионерах, что обладают сведениями об ангелах, сведения об ангелах-пансионерах, знающих про пансионеров, которые владели данными о пансионерах, обладающими сведениями об ангелах и так далее. Спустя пару минут Петя понял, что Пушкин использует проверенную временем, но абсолютно не модную и не слишком эффективную иерархическую структуру организации данных. Петя тут же начал знакомить нового приятеля с современными идеями обработки информации, но Пушкин жестом его остановил, указав взглядом на множество выходящих из темноты фигур. Фигуры медленно шагали к освещенному центру зала. Пете они сразу не понравились – именно так, механически, неспешно, тихо и целеустремленно передвигались персонажи из фильмов про зомби. Пете, в отличие от Маришки, такие фильмы не нравились; честно говоря, смотреть их он просто боялся. Фигуры понемногу выходили на свет, и неприятные ассоциации с живыми мертвецами усилились. Все люди (точнее, как себя тут же поправил Петя, ангелы) выглядели очень непривлекательно – разнообразные признаки возрастной немощи и дряхлости были налицо: морщинистые лица с отвисшими щеками и подбородками, кожа, покрытая пигментными пятнами, волосы – седые, редкие, а то и вовсе отсутствующие, выцветшие глаза, почти скрытые набрякшими веками, ожирение или чрезмерная худоба. Наверное, ужасное впечатление усиливалось разительным контрастом с публикой на приеме в Петергофе – там все гости воплотили собственные представления о том, как должен выглядеть красивый человек. Пусть их представления были не слишком оригинальными (Петя вспомнил собственные иронические замечания по этому поводу), но факт остается фактом – другого собрания столь красивых людей, как петергофского, вообразить было бы невозможно. Тем временем тысячи и тысячи немощных ангелов смыкались вокруг Пети и его проводника. Они молча не отрываясь смотрели на Пушкина, и всё новые и новые старики прибывали откуда-то; казалось, что вскоре весь огромный зал будет ими наполнен. Петя не выдержал и начал проталкиваться к выходу сквозь безмолвную толпу. Ангелы, не отводя взгляда от Пушкина, послушно расступались, чтобы тут же сомкнуться за спиной у молодого человека.

Петя вышел на свежий воздух, в руках у него тут же очутилась зажженная сигарета, которой он жадно затянулся и с опаской оглянулся – казалось страшные геронты будут его преследовать. Но из высокой двери вышел только Пушкин, удивленно поинтересовавшийся:

– Они тебя что, испугали?

– Почему они все такие дряхлые? – с недоумением спросил Петя, – я понимаю, что у них нет нитей, чтоб формировать свое тело, но не могли же все они уйти из жизни в таком ужасном состоянии!

– Ангелы, лишенные крыльев, стареют. Не знаю, почему, но стареют, даже если попали сюда молодыми.

– И я тоже? – в голосе молодого человека отчетливо послышалась тоска.

– Вовсе не обязательно, – легкомысленно утешил Француз, – некоторые уходят отсюда в расцвете сил.

Петя понял, что не готов к новым печальным подробностям устройства этого мира, и сменил тему:

– Можешь показать, как работает эта твоя живая картотека? Только, было бы хорошо, чтоб зомби оставались там, – и Петя опасливо бросил взгляд на исполинский вход в собор – одна огромная створка была слегка приоткрыта.

– Да, конечно, с теми, что в соборе я общаюсь мысленно.

– Они все появились на твоем подворье? – догадался Петя, вспомнив объяснения Бýлгара.

– Да, все они мои чхота , – кивнул Француз. – Кого из ангелов ты бы желал отыскать?

Как это ни странно, Петя знал, кого хочет найти, с кем поговорить, кому задать единственный вопрос. И это были не умершие ближайшие родственники – давайте не будем осуждать за это нашего героя, – дело в том, что лет с двенадцати он мечтал задать особый вопрос одному единственному человеку, и были это не папа-мама или другие близкие люди, увы. С самого детства у Пети, как и у многих одаренных детей, была мечта доказать Великую теорему Фермá. Спросите, почему тысячи, а то и сотни тысяч молодых дарований мечтали именно об этой Теореме? – Очень просто. Дело в том, что в ней идет речь об очень понятных вещах. Всем известно, что сумма квадратов двух целых чисел может в точности составлять квадрат третьего целого числа. Вот самый известный пример: три в квадрате плюс четыре в квадрате равняется двадцати пяти – квадрату пятерки, и таких троек чисел существует бесконечное множество. А может ли сумма кубов, третьих степеней двух чисел, составлять куб другого целого числа? Пьер де Ферма, математик живший в далеком семнадцатом веке, утверждал, что такого быть не может. Более того, таких замечательных троек чисел не существует не только для кубов, но и для четвертых, пятых, шестых и так далее степеней – любых целых больше двух. Собственно, это утверждение и есть Великая теорема. Говорят, что Ферма изложил ее на полях какой-то книги и там же написал, что придумал какое-то удивительное доказательство, которое записывать не стал. Прознав об этом, Петя вместе с тысячами амбициозных школьников всего мира, а также неисчислимым количеством вполне взрослых безумцев, принялся доказывать Теорему. Позже, сделавшись профессиональным математиком, молодой человек узнал, что теорема уже была доказана к тому моменту, как он про нее услышал. Ознакомившись с доказательством Петя вынужден был признать его правильность, но не нашел в нем ничего удивительного – Ферма, скорее всего, доказал свою теорему иначе, куда более изящно. Вот, почему, наш начинающий ангел попросил Пушкина свести себя со своим кумиром-математиком.

Александр Сергеевич рукой дал знак не мешать, прикрыл глаза и неспешно повернулся спиной к Пете, а лицом к храму. В молчании прошло несколько минут, потом Пушкин резко развернулся и объявил:

– Твоего математика здесь нет. И, судя по всему, никогда не было.

– Он что, до сих пор жив? – спокойно поинтересовался Петя; кажется, он потерял способность удивляться чему бы то ни было.

– Едва ли, – усомнился Пушкин. – Говоря «здесь его нет», и имею в виду, что он не входит в число знакомцев моих пансионеров, хотя, должен бы – личность популярная. А, может быть, дело в том, что в наш мир попадают не все, так считают многие.

– А куда же деваются остальные?

– Да кто их знает? Куда-то еще, наверное. Простодушная часть местного населения полагает, что мы в раю, а остальные – сам понимаешь…

– Ты тоже так считаешь?