Ангел Петя

Петрос подбросил на ладони две пластинки с короткими штырьками – ключи от сфер с книгами. Как только он передаст их Совету, смерть перестанет быть непременным атрибутом жизни в мире Богов. С этого момента Боги – младшие и Высокие сами будут делать выбор между своей жизнью и смертью и перестанут покушаться на чужую жизнь. Сам Петрос, вслед за Прометеем, свой выбор уже сделал – осталось передать ключи. Петрос вышел наружу, оглянулся на прощание на матовый шар и полетел в мерцающем мраке.

Внезапно он ощутил, что словно попал в вязкий мед и не может двигаться дальше, а мгновение спустя, увидел полсотни фигур в белых одеяниях, окружившие его со всех сторон. «Бог-убийца», – зазвучало в его мозгу, – «ты больше никогда будешь пить чужие души, потому что мы сейчас выпьем твою». Петрос прикрыл веки. Он не хотел сражаться.

Мерцающий мрак уже давно пожрал тело Бога Петроса, и его убийцы разлетелись. Два круглых ключа медленно плыли во мраке, постепенно удаляясь друг от друга.

Другими словами, рассчитывать на массовую двустороннюю связь с миром людей не приходится, – подытожил Петя свой отчет о последних событиях.

До этого он уже рассказал своему гуру и Пушкину о существовании l’embargo – арханского запрета на разглашение секретных сведений, и уже несколько раз мысленно обращался к Совету с просьбой о снятии грифа секретности. Пока ему не отказывали.

– Нужно срочно придумывать новую главную мечту жизни, а то смертельная тоска одолеет, а мне еще жить и жить – озабоченно сказал Пушкин, и было не понятно, шутит он, или говорит всерьез.

– Вас, ребята, не одолеет, – серьезно пообещал Петя, – но, на всякий случай, поделюсь интересным планом.

– Помнишь, Ян, ритуал вызова духа из твоих мемуаров? Ритуал, действительно существует и, действительно, называется секвенцией. Я тут побеседовал с одним специалистом и узнал две страшно интересные вещи. Первая: секвенция связывает людей не с ангелами, а с третьим миром. И второе: в следующий раз эту секвенцию можно будет выполнить через шесть лет.

– Познавательно, – признал Булгарин, – но ты, Петр, чего-то недоговариваешь.

– Недоговариваю, потому что, ты мне говорить не даешь, – улыбнулся Петя. – Слушайте дальше.

– Когда я разговаривал с Маришкой, сначала рассказал, как она сможет убедиться, что говорит со мной, а не с собственным больным разумом – дал ей пароль от своей электронной почты, которого она точно не знала. Потом рассказал, как найти отравителей, чтобы передать рукопись Яна, и что им сказать. А потом мы договорились, что она через шесть лет выполнит эту секвенцию. Надеюсь, что до того времени она меня окончательно не забудет, и я через нить смогу наблюдать за интервью с третьим миром. Список вопросов для интервью я ей продиктовал.

– А что ты велел передать отравителям? – спросил, заранее улыбаясь, Пушкин.

– Что в ближайший раз секвенцию можно будет выполнить через десять лет. А если попытаться сделать это раньше, она вообще никогда не сработает!

Булгарин довольно хмыкнул, а Пушкин, не переставая улыбаться, замотал рыжей головой. Затем поднял взгляд и посмотрел на задумавшегося вдруг товарища.

– А о чем вы еще с девушкой говорили?

– А еще, она мне прочитала свои стихи, – улыбнулся Петя.

– Почитаешь?

– Нет, Француз, извини. Это только для меня.

– Ну что же, друзья, – сказал Булгарин, отпив глоточек мальвазии, – у нас есть всего шесть лет, чтоб закончить с пустяками, что мы тут уже затеяли, и начать заниматься серьезным делом.

– Кстати, – перебил его Пушкин, – совсем забыл сказать, мои менялы сообщили, что выкупили у кого-то арханскую круглую штуковину со штырьками, вроде той, что я нашел в эфире. Петр, тебе вскоре нужно будет… – и замер, позабыв закрыть рот. Петя проследил его взгляд и тоже замер: фиолетовые облака с оранжевыми окаёмами сделались целиком розовыми, пруд просветлел, а из-за близкого горизонта выглянул краешек восходящего солнца. Ночь закончилась, начинался долгий день.

С тобой и без тебя – две разных жизни,

И я, увы, не та, что при тебе…

Но, слава Богу, поворот в судьбе

Не захлестнул меня потоком вечной тризны.

С тобой уверенней в себе была,

Хоть от тебя зависела всецело…

И жизнь моя изрядно потускнела,

Утратив счастье прежнего тепла.

Ты наблюдай за мной без укоризны

Не осуждай и будь ко мне добрей…

С тобой и без тебя – две разных жизни,

И я, увы, не та, что при тебе.