Анна Московкина - Колдун

– Так будет проще. – Пояснил он, беря Айрин на руки.

Девушка вжалась лицом в его шерстяную рубашку.

Он пронёс ее по коридору, пинком распахнул дверь соседних покоев, даже не пытаясь выяснить, заняты ли они кем-нибудь. Уложив Айрин на кровать, колдун вернулся назад.

Постоял, оценивающе оглядел нанесенный дворцу ущерб и вышел.

Служанка, проходившая мимо, заглянула в открытую дверь. Она оторопело уставилась на разруху.

– Приберите здесь. – Бросил через плечо Майорин.

Айрин не спала, лежала с открытыми глазами. Она никак не отреагировала на приход колдуна. Он знал этот взгляд, знал опустошение, которое наступает после всплеска силы. Знал злое безумие, боль, голоса рвущие разум. Знал и ничего не мог сделать.

– Сколько мне осталось? – спросила Айрин.

– Ты не умираешь.

– Я схожу с ума.

– Нет. Еще нет.

– Хочешь совет, колдун? – она называла его "колдуном" очень редко, только когда злилась или …

– Какой?

– Убей меня сейчас.

– Не могу.

– Почему? Хочешь использовать меня против Цитадели?

Майорин посмотрел на нее. Холодно, зло.

Сейчас стоило сказать, что она ему нужна, что он любит ее, сказать много теплых глупых слов, от которых ей стало бы легче…

– Просто не могу. – Сказал он.

Солнце разлилось по снегу, празднично сверкая на заиндевевших иголках сосен. Ласковые лучи гладили лица, напоминая, что много жизни еще осталось на свете белом. Черный страх, бередивший душу отступил, трусливо прячась.

Была бы вся зима такой, как тот день может меньше злости жило бы в людских сердцах. Так думалось сегодня менестрелю, хотя у него закоченели ноги в стременах, да так что трудно стало пальцами шевелить.

Его попутчик сегодня тоже был веселее, хоть и молчал, по обыкновению. Но вот уже не единожды Валья замечал, что тот не сводит бровей и не смотрит невидящим взглядом, будто теряясь где-то в глуши собственных мыслей.

Слова Валье были не к чему. Он без того знал, Майорин блуждает по памяти, зачем-то повторяя прожитые события.

Дорога повернула на пригорок, лес чуть поредел, старые деревья сменились низким прозрачным молодняком, искрящемся на солнце, а за ними виднелся городок с замком посередке.

– Милрадицы. – Гордо сказал Валья.

Валья оторвал от краюхи хрустящую корочку, намазал поверху маслом. У менестреля разбегались глаза. Он уже набил желудок и теперь жадно лакомился всем, что под руку попадется. А попадалось многое. И тушеная с барашком капуста, и хрустящая сладкая репка, и полная корзина теплого хлеба, и жирная свиная колбаса. Мог менестрель вспомнить другие времена, когда на столах красовались яства более изысканные и необычные, но сегодня с него было довольно этого. Он прихлебывал подогретое вино, которое изрядно смешал с крепким пивом, не в силах выбрать, какой из напитков лучше.

Осунувшийся Майорин тоже щипал хлеб, но смотрел только на Инесского воеводу – Ерекона. Тот неспешно говорил, не особо стремясь делиться с пришельцами новостями.

Колдун явно хотел расспросить Ерекона, но отчего-то медлил.

Про Валью будто забыли, и менестрель решил погулять по крепости, поискать компанию повеселее. Но стоило ему встать с насиженного места, придерживая распущенный пояс штанов, как воевода обратил на него тяжелый взгляд серых глаз.

"А глаза, впрямь как у дочери", – подумал Валья.

– Этому тут не место. – Только и сказал воевода. – И пусть не шляется.

– Хорошо, Ерекон. Велишь запереть?

– Пускай запрут. Не доверяю я менестрелям, больно болтливы.

У Вальи от возмущения выдох в горле застрял, он покраснел.

– Я Валья Шульц…

– Хромой Валья. – Перебил его Ерекон. – Я знаю. Но шляться по крепости не дам, слишком много чести. Посидишь, подождешь. Будет посольство в Инессу, передам тебя туда.

– Я мог бы балладу написать…

– А вот баллады не надо! И песни, и чего еще там… ничего не надо! Ничего славного здесь нет, хочешь писать про подвиги и великие сражения – это тебе не к нам. У нас славного ничего не будет.

– Пошли, Валья. – Майорин толкнул менестреля в спину. Бард попытался ворчать, но быстро увидел, что вид у спутника снова отсутствующий. Майорин опять его не слышал.

Они прошли по замковому двору, небольшому, скованному высокими стенами. Здесь больше не раздавалось ученических споров, не велось долгих бесед, не слышалось крика, доносящего о близкой драке. Молчали Милрадицы, скорбно молчали, стыдливо прикрывшись запертыми воротами от остального мира. И чувствовалось, что прав воевода, нет здесь нынче ничего славного. И доброго в действе, кое здесь готовилось, тоже ничего нет.

У южной стены примостилась просторная домина, еще пару месяцев назад здесь жили мальчишки и юноши, постигавшие науку. Но нынче было в домине пусто. Майорин втолкнул менестреля в комнатенку, чуть теплую благодаря топленной вчера печи.

– Вечером выпущу. – Пообещал колдун, снаружи лязгнул засов. Валья огляделся и зло бухнул кулаком о бревенчатую стену, о чем тут же пожалел.

Майорин поднялся по лесенке наверх, там жили учителя и наставники. Раньше жили. Маленькая комнатка с маленьким окошком и низеньким потолком, едва умещала в себя широкую лавку, полки по стенам да столик. Около двери были вбиты крюки для одежды. Колдун сел на лавку.

Вспомнил о лошадях, брошенных во дворе, подскочил. Потом снова сел. Не забудут их лошадей. Не домой прибыли, но к своим. Вот только встретили как чужих.

Нет у него дома, прав менестрель. Некуда идти, чтобы знать: здесь тебе рады. Никто не соберет стола, вынимая из кладовой вкусности, никто не приготовит постели, уложить уставшего путника, не затопит баню. Дай боги удастся выпросить на кухне горячей воды, да ополоснуться.

В дверь заскреблись.

– Не заперто. – Отозвался колдун.

– Пришел. – Утвердительно сказал высокий увалень.

– Люта! Значит ты здесь теперь! – Майорин рад был его видеть.

– Здесь. Ты с певуном пришел? Лютня у него?

– Да, Люта, у него.

– Это хорошо. – Сказал Люта по прозвищу Молчун. – Пусть споет вечером. Нежаду помянет.

– Ты говорят его сына забрал?

– Забрал.

– И женщину ту… степнячку?

– Забрал.

– Сама пошла?

– Сама. – Молчун хмуро оглядел комнату. – Холодно здесь, там, – Люта показал куда-то в сторону, – теплее.

– Ничего я и здесь перебьюсь.

– Ерекон зол на тебя, но не погонит.

– Знаю. Но… а, бес с ним. Не пойду и все. Надо ему от меня чего, пусть сам приходит.

– Не придет. Не Ерекон. Я пойду. Там, еще много сделать надо.

– Иди. – Люта кивнул, а потом оглянулся.

– Майорин, я рад, что ты здесь.

– Спасибо, друг.

Дом должен быть один… А у него ни одного, только дороги.