Дж. Уилсон - Алиф-невидимка

— Ты выглядишь моложе, чем я ожидал. Разумеется, мне известна дата твоего рождения, и тем не менее я рассчитывал увидеть куда более зрелого молодого человека. Но ты даже не возмужал как следует.

Алиф вспомнил, что стоит нагишом, и залился краской, попытавшись отвернуться и прикрыть свой стыд. Находиться в подобном виде было не по-мужски.

— Не стоит беспокоиться, — сказала фигура в белом. — Это стандартная процедура. Очень эффективная — полная изоляция, никакого освещения, никакой одежды. Теперь нам даже и прикасаться нечасто приходится к таким, как ты. Однако некоторые исламисты проходят психологический тренинг, причем довольно суровый. Весьма жесткие ребята. Но у любого мужчины есть свой предел.

Алиф недоуменно смотрел на него, часто моргая.

— И у любой женщины тоже, — продолжал гость, проведя рукой по стене и растерев беловатую пыль между пальцами. — Но ведь Аллах создал женщину чрезвычайно уязвимой, не так ли? Это же несправедливо. Ты не согласен с этим?

Алиф то открывал рот, то закрывал его, все время гадая, содержалась ли в вопросе скрытая угроза.

— Мне этого не понять, — наконец ответил он хриплым голосом. Он боялся, что снова начнет плакать, и заскрипел зубами.

— Тебе этого не понять, — усмехнулся гость. — Ты еще совсем мальчишка. Я немного разочарован, поскольку всегда хочется уважать противника. Особенно такого талантливого, каким оказался ты. Удивляюсь, почему она так к тебе привязалась. Я полагал, что у нее более изысканный вкус.

— У нее?

— Вижу, что у тебя начинаются провалы в памяти. Ну что ж, прекрасно. Речь об Интисар, Алиф. Помнишь Интисар? Думаю, что да, поскольку ты забрал у нее то, что по праву было моим. Один из нас должен был получить от этого удовольствие или повод для гордости.

У Алифа бешено заколотилось сердце. Он чувствовал себя раздавленным, какой-то смешной голой куклой. Он всегда представлял себе этот момент совсем по-другому: с руками, сомкнутыми на горле стоявшего перед ним человека.

— Это ты, — прохрипел он. — Ты и есть Рука.

Мужчина улыбнулся.

— Если угодно. Мне никогда не нравилось это прозвище, как бы лестно оно ни звучало. Немного напыщенно. Диссиденты вроде тебя обожают дешевые театральные эффекты.

— Ты… Ты… — Алифа затрясло от ярости. Он не мог подобрать подходящих проклятий.

— Собачий сын, сукин сын, что там еще? Я все это слышал. Оставим ругань и поговорим, как культурные люди. Настанет момент, и очень скоро, когда твой гнев перегорит и сменится отчаянием. Ты станешь валяться у меня в ногах, и с этой точки зрения ты горько пожалеешь, что в свое время не соблюдал приличия. Делаю тебе одолжение и заранее предупреждаю тебя.

— Мне не нужны твои одолжения, пидор-свиноед.

— Очень, очень креативно. Видишь, как быстро восстанавливаются умственные способности после включения света? Свет стимулирует активные центры в лобной доле мозга. Без света даже самый тонкий философ оказывается во власти примитивной задней доли. Я видел, как уважаемые университетские профессора теряли дар речи после нескольких месяцев пребывания здесь. Ты не поверишь, но подобные методы эффективны даже в отношении слепых. Они не видят света как такового, но их мозг на каком-то уровне все же воспринимает его. Это не относится к недавно ослепшим или ослепленным — в этих случаях долговременная невральная адаптация не требуется. Чрезвычайно ускоряет процесс.

Алиф почувствовал, как у него внутри все затряслось.

— Давно я здесь? — спросил он совсем другим тоном.

Рука усмехнулся:

— Если бы я тебе это сказал, то добровольно бы перечеркнул все положительные результаты усилий по твоей психологической обработке.

— Что вам от меня нужно?

Улыбка исчезла с лица Руки.

— Ну что за банальный вопрос, — тихо произнес он.

Одной рукой он поправил выступавший край своего головного убора. Он зажал его между пальцами с каким-то странным выражением лица, которое Алиф не смог определить, внимательно рассматривая складку на белой материи.

— Сколько мы играем в эту игру, Алиф? Туда и сюда, Государство и бунтовщики, брандмауэры и вирусы. Всю твою взрослю жизнь. Многие мои драгоценные годы. Никаких подвижек, никаких побед с обеих сторон. Наконец мне показалось, что у меня появилось преимущество: я выяснил, что «Тысяча дней» существует, и интуитивно знал, почти явственно видел, что я мог бы с этой книгой сделать. Накурившиеся гашиша средневековые мистики сами не знали, что имели в виду, когда толковали о философском камне. У них не было таких интеллектуальных и технологических ресурсов, как у нас. Человеческий мозг просто не приспособлен для выполнения огромного количества вычислений, необходимых для того, чтобы извлечь пользу из такого многослойно кодированного манускрипта, как «Дни». Но теперь есть компьютеры.

— Но ничего же не вышло, — возразил Алиф.

Рука не обратил внимания на его реплику. Он рассматривал Алифа с каким-то отстраненным любопытством, задержав взгляд на поросшем щетиной подбородке юноши.

— Нас обоих «цепляет» одно и то же, вот в чем проблема, — продолжал он. — Тебе в общем-то наплевать на революцию. Мне в общем-то наплевать на Государство. Наш единственный общий интерес — сам код. Я создал, как мне казалось, самый совершенный пакет защитных программ, в некотором роде ставший продолжением моей сущности. Я думал, что одержал победу. Он, безусловно, помог мне вычислить множество твоих друзей. Но только не тебя — ты беспрестанно ускользал и скрывался. А потом ты выкрал мою ценнейшую идею и использовал ее для того, чтобы разрушить плоды трудов всей моей жизни.

— Я лучше тебя, — пробормотал Алиф. Он пытался понять, действительно ли Рука был прав насчет влияния света на мозг.

— Скорее всего ты прав, — ответил Рука без язвительных ноток в голосе. — Для меня программирование никогда не было интуитивным процессом. Я корпел над учебниками и много занимался, в то время как мои сокурсники прогуливали и веселились, зная, что их ждут теплые местечки на госслужбе вне зависимости от их успеваемости. Я отличался от них не потому, что у меня был какой-то особый талант к программированию, а потому, что передо мной стояла четкая и ясная цель. Тогда я ненавидел Государство не меньше твоего, только по другим причинам, но все же ненавидел. Я не испытывал ни малейшего желания валяться на роскошной вилле и трахать нескончаемую череду запуганных служанок или заседать в роскошном зале в компании разжиревших полусонных принцев, делая вид, что управляю эмиратом. Я видел, какой мощный карательный аппарат можно создать при наших обширных ресурсах, и я решил использовать их. Аллах свидетель, что никто другой не взвалил бы на себя такое бремя.