Вероника Мелан - Уровень: Магия (СИ)

Его глаза вблизи оказались голубыми — ясными и прозрачными, словно контуры модели-голограммы.

— Будут ли другие варианты?

— Чтобы наказать? Чтобы напомнить, что существует небесная кара?

Дед смотрел задумчиво и молчал. Затем плотнее прижал ладонь к камню, и тот засветился, как огромный экран телевизора: на поверхности возникли два портрета одного и того же усатого мужчины — слева бледного и взъерошенного, справа чуть розовее и уже причесанного. Марике мужчина оказался незнаком и симпатичным не показался — слишком одутловатыми и мясистыми выглядели черты его лица.

— Юнас Ургенсон, — заговорил Хранитель. — До болезни артритом страдал приступами агрессии, едва мог контролировать злость. После болезни сделался очень терпимым, смягчился, перестал выплескивать негативные эмоции на окружающих, от которых по большей части страдал сам. Сумел излечиться.

Дед убрал руку и шагнул к экрану правее; Марика автоматически отступила. Со второго камня смотрело мимо нее вглубь пещеры лицо женщины: пухлые губы, по-рыбьи выпуклые глаза, курносый нос.

— Ида Лестетчер. До того, как заболела приступами мигрени, часто впадала в депрессии, пребывала в беспричинных расстройствах и меланхолии, не умела найти способ радоваться жизни. После излечения приобрела совершенно иные качества характера: неиссякающий оптимизм, веселость, легкость. Далее, Эдгар Даткинс, машинист, живущий в Ревенпуле…

— Зачем вы мне все это показываете? — прошептала она, глядя на очередные два портрета «до» и «после», где на «после» человек выглядел неизменно лучше.

— Пока просто смотрите, слушайте, пытайтесь анализировать. Больше вам подобной сводной статистики никто не предоставит. Итак, Эдгар Даткинс: до болезни Гаррисона страдал излишней обидчивостью, постоянно искал в других причины собственных неудач, считал, что идеален, но никто этого не замечаел. После излечения научился видеть хорошее в людях, отыскивать их положительные стороны…

Марика во все глаза рассматривала портрет обрюзгшего, похоже на грызуна, мужчину — это он-то идеален? Вот уж где самомнение…

— Мика Лайван, исключительно эгоистичный и самовлюбленный человек вдруг перестал быть таковым, когда сумел избавиться от смертельного недуга — поражения кожи вирусом Краго — и основал фонд пожертвований в помощь бездомным, а также создал новый исследовательский институт.

Старичок неторопливо двигался по периметру пещеры — зажигались и гасли под его рукой зеркала, беспрерывным потоком сменяли друг друга незнакомые имена. Марика слушала, затаив дыхание.

— Эстель Бьенсон… очень завистливая особа… подхватила болезнь Шугуа, причем сразу в четвертой стадии, что случается крайне редко… знаете, насколько сильно она поменялась, излечившись? Вы не поверите… А Раян Бэйли? Этот человек презирал все и всех, не было ни единого человека, которого бы он уважал… Болезнь почек… Излечился… Здесь у нас Саманта Роуз: она любила «хаять» не только людей, но и Творца. Каждую ночь, вымещая злость… Заболела ахронемой печени… Не вылечилась. Доминик Пойнт… Эмилио Блант… Рашель Миллиони…

Кто-то вылечился, кто-то не вылечился, но тот, кто сумел исцелиться, — изменился. Марика, у которой от обилия имен и названий различных заболеваний начала кружиться голова, поняла это совершенно точно.

— Вы проводите параллель между болезнью и изменением качества характера. Вот что вы делаете.

— Именно так. А что такое есть болезнь, что? Вы дали мне неверный ответ, предположив, что это наказание.

— Тогда что же — панацея от грехов?

— Хотите, я покажу вам ваши потенциальные болезни, и какие изменения произойдут с вами после этого?

— Не хочу, — выдавила она глухо, — вы обещали, что не будете пугать. Не хочу.

— Хорошо, как скажете, — примирительно покачал головой Хранитель, — не хотите, и не буду.

Он убрал руку с погасшего камня-зеркала и положил ее сверху на ту, что уже держал на посохе; качнулся вперед. Пещера вновь погрузилась в полумрак, подсвечиваемая лишь поднимающимся от голубоватого песка светом.

— Неужели вы еще не сделали верного вывода? Не увидели, что любая болезнь есть не что иное, как урок. Урок, который обязательно стоит преодолеть?

— А что, без болезней лучше стать нельзя?

— Иногда можно, иногда нет. Вы ведь знаете, что люди иногда не слышат.

— Не слышат чего?

— Садитесь, — старичок мягко указал на песок, — он теплый. Мы немного побеседуем, это не займет много времени.

Чувствуя, как дрожат колени, Марика опустилась на влажное дно Грота.

— Каждой болезни есть предвестник, вы не замечали? Множество признаков, указывающих на ее приближение. И этими признаками могут служить не только физические недомогания, но, в первую очередь, эмоциональный дисбаланс. Верно? Вы начинаете злиться или расстраиваться, обижаться, гневиться, испытывать крайние степени различных эмоций — это уже дисбаланс, поверьте. Многие не замечают, а зря: на подобное всегда стоит обращать внимание.

— Хорошо, но болезни возникают не только от эмоционального дисбаланса, так?

— Большинство, как ни странно.

— Есть еще инфекции, вирусы, бактерии…

— Марика, — прервал призрак, взмахнув ладонью, — как вы думаете, все-таки зачем человеку болезни? Даже если от вируса?

— Не уверена. Не знаю. — Она напыжилась, надулась. Не хотела смотреть старичку в заботливые глаза — тема тяготила; хотелось вернуться наверх в палатку и лечь спать.

— Чтобы человек чему-то научился, развился. Болезнь есть не что иное, как предостережение или предупреждение о том, что о чем-то стоит задуматься. Осознать, проанализировать, изменить. Чаще всего это касается поведения. Если человек слышит «сигнал» до того, как наступает критическая стадия заболевания, и задумывается — не просто задумывается, но делает верные выводы, — хворь отступает сразу же.

— Но как кто-то может услышать «сигнал»? Откуда?

— Здесь нет ничего сложного. — Дед примирительно развел руками — посох наклонился, как накренившаяся под шквалистым ветром мачта. — Нужно просто спросить Небо, что оно пытается нам подсказать? От чего уберечь? От каких ошибок?

— Вот я и говорю, что болезнь — наказание за ошибки!

— Не совсем так. Болезнь есть способ дать вам знать, что где-то начались ошибки, которые можно исправить.

— Но некоторые умирают!

— Не исправляют, да. Не хотят задумываться, ленятся, боятся, не желают, как я уже говорил, слышать.

— Но зачем всем развиваться?

— Потому что жизнь — это путь развития, и на нем не стоит застревать на одном месте, это неверно.

— А если кто-то не хочет развиваться?

— Есть и такие. — Старичок замолчал; его полупрозрачное лицо сделалось разочарованным. — И моя лекция им вряд ли помогла бы.