Пенни Хэнкок - Проклятие темных вод

Нахожу одеяло — то самое, в которое закутывала днем Джеза, зеленое с белым, — и заматываю в него Хелен. Опять бьют часы.

Возвращаюсь на кухню. Сажусь, уронив голову на руки. Снова возвращаюсь проверить несчастную. Ощущаю надежду: а вдруг она дышит? Подношу ладонь к рту, носу, поднимаю запястье и пытаюсь отыскать пульс.

Ничего.

Звонит телефон. В два часа ночи. Явно не просто так. Брать трубку или не брать? Решаю не брать. Включается автоответчик. Голос Мика:

— Соня, прости, что беспокою так поздно. Но Хелен ушла, и я подумал, может, она у тебя. Пожалуйста, перезвони утром… Очень беспокоюсь за нее.

Почему люди думают, что все непременно идут ко мне? Если подозревают, что Хелен здесь, сколько пройдет времени, пока заявятся вынюхивать? Надо срочно избавиться от тела.

Выхожу из двери в стене и замираю. В аллее — голоса. Приближаются. Иностранный акцент. Польский или русский. Студенты возвращаются с гулянки. Смех, визг. Один из них, наверное, навалился на стену, притворяясь, что прыгает в реку. К выходкам школяров привыкаешь: забавы те же самые, старые, придуманные задолго до них. «Смельчак» зовет своих приятелей. Они всего лишь в нескольких сантиметрах от моей двери.

— Уматывайте, — бормочу я. — Ну, скорее!

Хотя не думаю, что вода уже достаточно высока, чтобы опустить в нее Хелен.

Когда звуки шагов и голоса стихают вдали, отпираю дверь и выхожу. Как я и подозревала, река спокойно катит воды футах в шести подо мной. Поднимается с какой-то необычной неохотой.

Мимо пролетает полицейский катер, и вода бесится, плещет, бьется о кирпичи. Понтон просыпается, двигается, скрипит на волнах и разносит по берегу заунывный жалобный стон.

До того как вода поднимется достаточно высоко, примерно час. Как утопить тело? Надо найти груз. Его можно было бы без труда отыскать на берегу, но только не во время прилива. Выковыриваю из земли во дворе несколько разбитых кирпичей, которыми мама огораживала клумбы, и несу в гостиную. Смотрю на Хелен в каталке. Их некуда засунуть! Вспоминаю о верхней одежде, в которой она пришла. Нахожу симпатичную, цвета морской волны шерстяную куртку с капюшоном, в которой Хелен на днях приходила в «Павильон». Разматываю одеяло, втискиваю руки трупа в рукава, кладу кирпичи в большие карманы куртки. Даже сейчас я не уверена, что она достаточно тяжела, чтобы пойти ко дну. На всякий случай кладу еще две половинки кирпичей в старый пакет «Сейнсберри» и привязываю его к маленькой цепочке-вешалке под воротником. Кирпичи в капюшоне. Это снова будит воспоминание о Себе: как он складывал банки светлого пива в рыболовную сеть и связывал их веревкой, чтобы мы могли плавать на барже, таща их на буксире.

Чувствую себя невесомой, как бы вне собственного тела. Нужно оставаться спокойной. Ни в коем случае не впадать в истерику! Ведь именно в такие моменты можно ошибиться. Так что мыслить надо логически.

Cижу за кухонным столом и слушаю, как тикают часы. Пальцами нащупываю сережку Джеза, которую держала в кармане брюк. Серьга! Ну вот, все аккуратно встает на свои места. Это важно. Точно помню: она была на парне, когда он пришел впервые.

Шарю под пальто Хелен, нащупываю на ее юбке карман и засовываю в него серьгу — поглубже. Вынимаю ее мобильный. Включаю набор текста. Нахожу номер Мика, нажимаю «отправить». Снова проверяю прилив. Телефон летит туда же, куда и трубка Джеза, — в воду. Река сейчас на моей стороне.

Вторник

Соня

Отстегиваю замок на каталке. Голова Хелен падает на грудь. Накрываю ее одеялом. Везу кресло через двор к двери в стене. Прижимаюсь к ней ухом. Тихо. Распахиваю дверь. Окна домов на аллее темны. Пересекаю аллею, направляясь к тому же месту на берегу, откуда бросила в воду мобильные.

«Ты должна быть предельно аккуратна, это входит в привычку!» — насмешливо произносит высокий голос в голове.

Прилив достиг высшей точки — шепчет у стены в трех футах внизу. Ветви дерева вьют черное кружево над головой. Стена слева прячется под толстым ковром плюща. По крайней мере с одной стороны я закрыта от посторонних взглядов. С другой — все видно, но тропа, насколько могу разглядеть, пуста до самой электростанции и угольного причала.

Достать Хелен из кресла-каталки оказывается куда труднее, чем я думала. Или это руки мои ослабли с того момента, как я посадила ее туда? Или ее тело вдруг потяжелело, лишившись души? Кирпичи! Надо их вытащить. Пальцы онемели то ли от холода, то ли от волнения. Не слушаются. Не могу отвязать пластиковый мешок. Тру ладонью об ладонь, пытаясь разогнать кровь. Со стороны центральной улицы — вой полицейской сирены. Вожусь с узлом мешка, напряженно вслушиваюсь. Голос? Шаги? На минуту останавливаюсь и замираю, не дыша. Выдерживаю столько, сколько могу.

Уже не пытаясь снять кирпичи, бросаю все силы на то, чтобы поднять Хелен на руки и подтянуть на стену. Забрасываю туда ее ноги — будто малого ребенка сажаю на качели — и с силой толкаю. Она ничком шлепается в воду. Одеяло остается у меня. Руки Хелен раскинуты в стороны, будто она изображает звезду, — Кит делала это упражнение на уроках плавания в начальной школе. Тело остается на поверхности несколько секунд. Секунд, которые кажутся минутами.

— Тони! — шепчу я. — Тони!

Голова трупа погружается, зад приподнимается, будто она силится разглядеть что-то под водой. Затем в дело вступают кирпичи. Откуда-то идут пузыри. Из карманов? Из капюшона? Из легких? Стильная шерстяная куртка вздувается пузырем возле головы. Потом темнеет, напитываясь водой. Вскоре видно только нижний край оранжевой юбки да подошву красивого сапожка с креповым каблучком (единственное из ее одежды и обуви, что — знаю из многолетнего опыта прочесывания берега — река не сожрет). Немного грустно от мысли, что все прекрасные одежки Хелен пропадут зря.

Почему бы ей не исчезнуть полностью? Наверняка ведь именно поэтому у полицейских катеров столько работы на реке: человеческое тело имеет обыкновение опускаться на дно, не оставив следов.

Возвращаюсь во двор, отыскиваю тяпку с длинной ручкой, которую на днях достала из гаража. Надо лечь на стену и оттолкнуть Хелен. Креповая подошва все еще на поверхности. Толкаю сильнее — и труп отплывает от стены. Течение подхватывает тело, разворачивает, крутит — замшевый сапожок танцует соло в лунном свете.

Кажется, прошла вечность, но наконец подошва исчезает, — наверное, прилив перевернул тело, унося вниз, к Блэкуоллу.

Не ухожу. Хочу убедиться, что Хелен не вернется, сделав круг. Что река вдруг не выкинет такой фокус. Жду пять минут, десять.

Луна забралась высоко и льет на воду серебристый свет, смешивая его с уличными огнями. Меня внезапно охватывает удивительный покой.