Эрлик в тумане

Кеплера посадили в прозрачный ящик с крышкой. Внутри и снаружи крепилось несколько приборов. Время перехода составляло три секунды. Кан смотрел, как Саар создаёт сетку, и её зеленоватые линии искривляются, образуя фигуру, по которой должен был двигаться ящик с котом. Она была похожа на бублик, но только в трёхмерном пространстве. Его истинная геометрия, учитывавшая остальные измерения, оставалась неизвестна, разве что её вычислили братья. Кан подумал, что за удивительный дар у этой женщины, и как она распоряжалась им прежде, чем сюда попасть?

Впрочем, он знал ответ. Никак.

Много лет она жила в своё удовольствие, продлевая жизнь способом, который вызывал у него смесь восхищения и преклонения, а потом вдруг решила бороться за свободу Сибири и ввязалась в затяжную партизанскую войну. Но война оказалась Саар не по зубам. Кан считал, что без вмешательства Легиона сепаратисты не победят. Однако война шла уже восемь лет, а Легион пока не собирался в неё вступать.

— Мы использовали несколько заклинаний, — сообщила Ева. Один из физиков, Юхан, забрался на соседний контейнер с камерой в руке.

— В основном они медицинского и защитного характера, хотя мы не знаем, как на них отреагирует это место.

Ящик с котом висел у входа в искривлённое пространство. Кан видел, что Кеплер боится, и подобрался к краю контейнера, чтобы его успокоить, но в этот миг Саар взмахнула рукой и отправила ящик внутрь.

Через три секунды он появился внизу, у самой палубы, в нижней точке склонённого тора. Саар расправила пространство, подняла ящик и поставила рядом с Каном. За его спиной возник Юхан, громко топая ботинками по металлу. Он опустился на колени и наставил камеру на кота.

Кеплер лежал в странной позе, на животе, растопырив лапы и упираясь ими в прозрачные стенки. Кан быстро отвинтил запоры и снял крышку. Нейроошейник передавал одну и ту же фразу. Её произносил приятный, спокойный голос, отчего трагичность происходящего казалась ещё сильнее.

— Я падаю, — говорил ошейник, преображая нервные импульсы в слова. — Я падаю. Я падаю. Я падаю.

Кеплера отнесли в лабораторию. Юхан забрал приборы на расшифровку; Вайдиц и Ева начали делать свои оценки. Подготовка принесла плоды, и Кеплера, в отличие от его предшественниц — мышей, не мучали приступы тошноты и рвоты. Но переводчик не умолкал ни на секунду. Кан оставался в лаборатории, пока Ева не выставила его за дверь. Тогда он пошёл к братьям.

— Почему вы не рассчитаете траекторию, по которой мы будем двигаться между входом и выходом? — спросил он, воспользовавшись тем, что кроме них и Мики в аппаратной больше никого не было. — Может, есть какой-то другой, более короткий путь? «Грифон» и так зависнет там на четыре часа. А если время внутри течёт медленнее?

— Мы рассчитали, — сказал Франц. — Саар работает не вслепую. — Он достал свой планшет, нашёл нужный файл и протянул компьютер Кану. В десятке сантиметров от экрана появилось объёмное изображение. Оно было похоже на скомканный лист бумаги, образующий неровный шар со складками и провалами.

— И в трёх измерениях это выглядит как тор? — удивился Кан.

— Во-первых, ты видишь целое, а тор — лишь элемент, одна из множества кривых. Во-вторых, измерений два. Используется поверхность, а поверхность двухмерна. Она — часть четырёхмерного слоя, который находится в шести вещественных измерениях. В зависимости от точки входа геодезическая меняется, но любой попавший туда объект движется по ней, если не предполагается иного. Саар нашла правильную точку без нас… Нет, забудь. Она ничего не искала. Это просто траектория, на прохождение по которой тратится наименьшее количество энергии. Она находится естественно, как самый незатратный путь между входом и выходом. Ещё проще: это первый путь, который проложит экспериментатор, если работает спонтанно.

— А по какой траектории мы движемся сейчас? — задал Кан вопрос, который давно его интересовал.

— По такой же — самой короткой. В нашем случае это винтовая линия, — ответил Франц. — Мы движемся по траектории с равномерной кривизной порядка двенадцати сантиметров на километр. Как на Земле. То есть, собственно, если ты вытянешь Землю в виде трубы, мы будем двигаться витками по её внешней поверхности. — Он сделал пальцем несколько вращений. — Если мы правы — а до сих пор мы не ошибались, — впереди нас ожидают большие неприятности. Такой переход жизненно необходим. И желательно, чтобы после него мы оправились как можно скорее, а не валялись несколько дней в изменённом состоянии сознания.

— Где в таком случае должна находиться Саар, когда будет перебрасывать корабль? Ведь ей надо быть на палубе. Она сумеет самостоятельно вернуться внутрь?

— Зависит от условий, — ответил Франц. — Но неужели ты считаешь, что мы станем рисковать Саар?

— Я не знаю, чем вы готовы рисковать.

— Ты готов многим, — заметил Джулиус. — Хочешь, чтобы эксперимент поставили на тебе.

— Мне сейчас особо нечем заняться.

— В определённом смысле это очень хорошо, — серьёзно ответил Франц. — Это хорошо, что тебе нечем заняться.

Кан только криво усмехнулся.

Он ушёл в медотсек проведать Кеплера, но состояние кота не изменилось. Вайдиц и Ева продолжали искать решение. Остаток дня он просидел в каюте, следя за новостями, которые выкладывала Мика. Его опасения отчасти подтвердились: время за пределами их трубы текло медленнее, но за четыре часа разница набегала небольшая, и пока этой величиной можно было пренебречь. Появились и плохие новости. Одна мышь умерла. Состояние второй не улучшилось. Кеплер продолжать падать. Но братья не собирались отступать. Эксперимент с участием человека был назначен на завтра. И этим человеком был не Кан. Им стал Вальтер.

Его дар оказался и проклятием, и благословением. Прежде всё то, что можно было узнать с его помощью, несло одни огорчения, однако здесь, в аномалии, дарило больше преимуществ, чем он мог себе вообразить. Весь корабль лежал перед ним как на ладони, каждый член экипажа был прозрачен в своих мотивах и желаниях. Месяц назад ему бы и в голову не пришло, что такая информация может для чего-то сгодиться, да и сейчас он не до конца понимал, что с ней делать. И всё же… Он первый — единственный, — начал замечать изменения, происходившие в экипаже. Высокомерная и холодная Ева Селим понятия не имела, что копится в душах людей. Её вопросы, сколь бы хитроумными они ни казались, не могли сравниться с его даром, его оружием. Предупреждён — значит вооружён, а он видел эти предупреждения и мог готовиться к последствиям.

Он смотрел на братьев, пожелавших встретиться с ним этим вечером, и знал, как надо разговаривать, чтобы одержать верх. Он смотрел на Саар, которая тоже сидела в аппаратной, и видел за её иссушенным телом столь же иссушенную душу, голодного паразита, готового присосаться к любому, кто подойдёт достаточно близко. И он мысленно смеялся над ней, потому что её новый любовник, оборотень, не утолит этого голода. Скорее, он сам её сожрёт.