Ина Голдин - Игра в классики на незнакомых планетах

Валентин развернул буклет.

«Девушка снова послала тебя читать Розенталя? Не можешь найти работу из-за неграмотного резюме? Охрана речи штрафует тебя каждый день? Делаешь четыре ошибки в слове “еще”? Измени свою жизнь! Эффективная методика очистки речи и полного восстановления грамотности доктора Х уже дала свои результаты. Стопроцентная грамотность – это не миф!»

Дантес осуждающе глянул на бабку поверх буклета. Без словаря ясно, что это жулики.

– Сначала все было хорошо, – сказала та, будто услышав его мысль. – Сходил туда мой Миша в первый раз, вернулся – любо-дорого глядеть, говорит лучше, чем по телевизору, ни одного бранного слова. Точно, думаю, полное очищение речи, не врут. Письмо написал в домоуправление – хоть бы одна ошибка. Жена к нему вернулась… Только вот на работе задерживаться долго стал… А позавчера вечером звонит мне – мол, надо в клинику по делу, рано не ждите… И пропал. Так и нет его с тех пор, я уж все обзвонила…

Не их это было дело. Такими лавочками занимался обычно Второй отдел. Но Дантес забрал у старушки буклет, расспросил ее о сыне и заверил, что позвонит, как только что-нибудь станет ясно.

Шеф, когда Валентин явился к нему с рапортом, сидел с мрачным видом, уставившись в газету.

– Кофе, – обронил он, не поднимая взгляда.

– Со сливками? – уточнил Дантес.

– Оно, мое, – сказал шеф. Валентин уронил руки.

– Не может быть, – ответил он тихо. Ему швырнули через стол газету.

«Поправка относительно рода слова “кофе” была принята парламентом в первом чтении, что вызвало бурную реакцию со стороны поборников правильности речи. Многочисленные акции протеста прошли на улицах столицы…»

Дантес бросил газету, словно обжегшись.

– Чередовать вашу гласную! Куда же мы катимся?

– Это ты мне скажи. Что будет дальше? Они узаконят «ложить» и «зв о нить»? Я вообще не понимаю, как парламент мог пропустить такое. Может, Совет на него надавил?

– Да зачем это им?

– Кто знает… Ну, что у тебя еще?

Дантес протянул шефу буклет:

– Очередная клиника для безграмотных. Утверждают, что там человек пропал…

– Это в редактуру. У нас и так вися… кхм… нераскрытых дел полные руки. Тем более что клинику эту я знаю, вполне солидное заведение, несмотря на… фривольную рекламу. С лицензией.

Валентина интересовало, кто и в каком состоянии мог выдать лицензию подобному учреждению, но у шефа он уточнять не стал. Тот считал, что любого, кто хоть на йоту повышает уровень грамотности в городе, можно причислять к лику святых. Скорее всего, он был прав…

– Как интересно. А что у них за прогрессивная методика такая?

– Дантес. Займись-ка лучше вывесками на Вайнера, там опять понаставили лишних букв…

Совет писателей, разумеется, способен был на самые разные гадости. И мог позволить себе давление на парламент. Самих авторов туда бы не пустили – со своей способностью изменять мир одним росчерком пера они могли бы натворить Розенталь знает что. Во все времена памфлетчиков и всяких политических писак ловили и сажали. Не потому, что они были против правительства, а оттого, что нарушали одну из главных заповедей Совета – принцип чистого искусства. Бывали, конечно, у корректоров провалы: взять хоть «1984», после его публикации в Англии чуть не весь редакторский отдел попросили с должностей.

Но какое дело авторам до рода несчастного кофе?

Разобравшись с вывеской на Вайнера (остроумный конкурент заменил в «Веке золота» «з» на «б», и лавку залило вонючей темной водой), Дантес в участок не вернулся. Он сел на маршрутку и поехал в самый криминальный район города, куда даже редактора не совались по одному.

Там, в крае унылых многоэтажек и редких магазинов, жил Шульц, бывший напарник Дантеса, а теперь – речевой преступник, уволенный из органов. От тюрьмы Шульцу удалось отписаться – во многом благодаря напарнику. Однако он предпочитал лишний раз не попадаться на глаза властям. И другу открыл только после кодового стука.

– Ну и рожа у тебя, Дантес, – с момента своей отставки Шульц стал вольно относиться к излишнему цитированию.

– Загоняли на работе. Плохо без напарника…

– Не намекай, Валя, – вздохнул бывший корректор. – Ты же знаешь, что обратно меня не пустят. Ну, чем тебе помочь?

– Ты креведко, – сообщил Дантес.

– Ну, знаешь, если ты явился меня оскорблять…

– Ты говоришь на олбанском и не можешь обойтись без паразитов. Вдобавок в школе по русскому ты получал только двойки, так что ситуация запущенная. Но я знаю клинику, в которую ты можешь обратиться. Анонимно, разумеется. По совету друга.

Клиника находилась почти в самом центре города. Неплохие же деньги приходится платить за аренду, думал Шульц, поднимаясь по узкой лестнице. В приемной пахло отчего-то как в стоматологии: клеенкой и обезболивающим. Его передернуло.

– Добрый день. У вас назначено?

– Не совсем, – помотал головой отставной корректор. – Я, это… как бы… в общем, мне друг посоветовал сюда прийти. У меня, того… паразиты совсем заели, в общем.

– Вам требуется консультация? – белозубо улыбнулась девушка, снова напомнив о стоматологии.

– Ну типа… как бы… да.

– Хорошо. Я доложу доктору о вашем визите. А вас пока попрошу написать небольшой диктант…

Минут через пятнадцать после того, как девушка забрала тест (Шульц надеялся, что сделал правдоподобное количество ошибок), его провели в кабинет к доктору – высокому человеку с доброжелательным, но нечитаемым взглядом.

– Ну что же, господин Шульц, расскажите, что вас беспокоит…

Экс-корректор выложил припасенную легенду, как следует разбавленную паразитами. Доктор почеркал красной ручкой в диктанте и покивал:

– Ну что ж, лечение лучше начать в ближайшие сроки… Вы обратились к нам вовремя. Некоторые запускают речь до такой стадии, что потом, простите, всякая лингвистика бессильна. Варвара рассказала вам про нашу методику?

– Мне друг мой рассказывал, Миша Нестеров. Он это… ну типа еще хуже меня был. А к вам сходил, теперь, грит, все просто супер. Он теперь, как бы, у вас, это, торчит, все время грит, типа дела в клинике…

– Нестеров? – Врач посмотрел на него с удивлением. – Пациента помню, безусловно, но я не видел его с тех пор, как выписал…

– А… ну типа я че-та не так понял… Извиняюсь. А че там насчет методики?

– Лечение у нас, – доктор прихлопнул рукой некстати зазвеневший телефон, – основано на нейролингвистике. А еще мы используем творческий подход.

Как у любого уважающего себя корректора, от слова «творческий» у Шульца заныло в животе.

– Сначала, – продолжал доктор Х, – мы восстанавливаем навыки распознавания лингвистических объектов и синтаксических конструкций. Потом, когда пациент достаточно восстановится, начнутся лечебные тренировки тех структур сверхсознания и подсознания, которые отвечают за грамотность. Что же до слов-паразитов, то здесь мы используем медикаментозное лечение…