Ина Голдин - Игра в классики на незнакомых планетах

– Пришел навестить старого друга, – сказал он.

Кажется, Дантеса решили серьезно взять в оборот. Отвели под белы рученьки обратно в участок, но не на родной этаж, а выше – во Второй отдел. Там его допрашивали до обеда – почему не передал дело о пропаже в редактуру сразу, для чего он по собственной инициативе поехал к «бабке Арине», а главное – зачем ему понадобилось общество неблагонадежного элемента, отставного корректора Шульца.

– У вас на него что-нибудь есть? – поинтересовался Дантес.

У них, разумеется, ничего не было на Шульца; но общаться с преступником, без двух минут – писателем, ему, Дантесу…

– А ему не впервой, – сказал нависший над Валентином старший редактор. – С подследственным Бельским они тоже дружили…

– Подследственным? – Валентин вскинул глаза. – Вы арестовали Бельского? За что?

– Мы бы попросили вас умерить любопытство. Особенно в том, что касается дел редактуры.

Когда Дантеса наконец отпустили на свет божий, он первым делом набрал номер Шульца. Но попал на автоответчик.

Шульц редко использовал свое писательское умение. Он еще не устал удивляться тому, что оно вообще у него есть. А уподобляться авторам не позволяли выработанные за много лет корректорские привычки.

Но теперь он вытащил на свет блокнот и ручку и в нерешительности встал перед сейфом. За пару недель занятий он высмотрел, куда доктор Х складывает документы, и во время обеда пробрался в его кабинет.

«Шульц увидел сейф, – написал он в блокноте. – Код сейфа был…»

Он приписал комбинацию из четырех цифр, подождал и поставил ее на сейфе. Дверца щелкнула и открылась. Внутри лежало огромное количество папок: истории болезни, сочинения пациентов, какие-то бумаги… Он лихорадочно пролистывал их, выискивая знакомые имена.

Наконец в руки ему попала обычная школьная тетрадка с надписью «Нестеров М. Тренировочные упражнения». Шульц начал листать с конца, и брови у него взлетели вверх.

– Положите тетрадь на место, прошу, – раздался из-за спины ласковый голос доктора.

Медленно обернувшись, экс-корректор увидел, что доктор пришел не один. Вот и все; незаконную писательскую деятельность засекли в КОР и за ним послали кого следует…

– Пройдемте, гражданин, – сказали ему.

Андрей Бельский, хоть и выглядел очень бледным, даже в тюрьме не потерял своей породистости. Он с видимым безразличием глянул на бывшего друга – очевидно, думал, что тот пришел позлорадствовать.

Дантес бы и позлорадствовал – если б не имелось у него более неотложных дел.

– Это же надо, после всего, что ты натворил, – попасться на заимствованиях…

Бельский лениво поднял ладонь:

– Аль Капоне арестовали за неуплату налогов…

– Вот что, Аль Капоне. Я могу вспомнить о нашей дружбе и попросить за тебя. – Дантес умолчал, что скоро Второй отдел придется просить за него самого. – Негоже такому известному автору мотать срок. Но в обмен ты расскажешь мне все о клинике доктора Х.

Шульц сперва требовал, чтоб ему разрешили позвонить, но потом перестал – не хотелось подставлять Дантеса. Блокнот и ручку корректоры, разумеется, конфисковали. Так что Шульц делал вид, что читает словарь, которых в камере предварительного заключения было в изобилии. А сам пытался по памяти восстановить увиденное в тетрадке Нестерова.

«Отряд редакторов ворвался в тот момент, когда доктор Х прятал документы в сейф…» Автор этой записи знал, что с клиникой не так. Но зря понадеялся на свое новоприобретенное писательское умение. Последнее сочинение пациента Нестерова так и не было закончено. Оставалось только гадать, куда подевался сам пациент Нестеров…

– Хорошо, – сказал Бельский. – В конце концов, это давняя история. Доктора Х зовут на самом деле доктор Хлебников.

– Значит, это все-таки брат…

– Да. Хоть я и не думаю, что доктор это знает. С такой фамилией довольно сложно помнить о корнях…

– Ты был в его клинике одним из первых?

Писатель кивнул.

– Еще до того, как мы с тобой повстречались. У меня были… большие проблемы с грамотностью. Я пытался сдать рукопись в одно издательство и вместо этого чуть не попал в КОР. Но одна из редакторов, Наталья Даль, сказала, что знает, как мне помочь. Так я и оказался у Хлебникова. Его фамилию тогда еще не стерли, и они с Натальей работали вместе. Это Наталья придумала, как использовать новый метод. Нейролингвистику… Она, видишь ли, хотела, чтоб любой человек мог стать писателем, если пожелает. И самое забавное, методика срабатывает… Но они с доктором разошлись… в целях. Наталья в душе настоящий писатель, ей хотелось чистого искусства…

– А доктор чего хотел?

– А он хотел, чтоб в мире стало как можно больше авторов… Людей, которые смогут применять свою силу в жизни. И менять мир…

– Да уж, – пробормотал Дантес, вспомнив про кофе. – Это ты стер ему имя?

– Я? – Бельский изогнул бровь. – Я не работаю так грязно. Может быть, Наталья его заказала. А может быть…

Но Дантес уже во весь опор летел по лестнице.

Как он и ожидал, клиника оказалась закрыта. На двери висела табличка «сдается помещение». Доктора Х и след простыл.

Редактор Даль курила, стоя у окна; всякий раз, вдыхая дым, она будто набирала воздуха, чтоб заговорить, – и всякий раз у нее не хватало сил.

– Подумайте, – торопил ее Дантес. – Он ведь в этот самый момент может переписывать вашу жизнь.

– Он? – горькая усмешка. – Он так и не научился.

– В таком случае он закажет вас первому попавшемуся стирателю. Я понимаю, вы не хотите больше иметь дело с корректорами. Но поверьте человеку, которого стерли: это куда хуже…

Женщина молчала. Достоевский без стеснения разглядывал Дантеса со стены. Вряд ли ему нравилось то, что он видел.

– Вы хоть представляете, что это такое, господин корректор? – проговорила она. – Когда всю жизнь проводишь, редактируя чужие творения; когда каждый день общаешься с великими авторами и видишь – они до сих пор живы, только потому, что писали… Это такая великая несправедливость – когда сам не можешь писать, а другим достается эта способность – просто так, по рождению…

– Почему же сами вы писать не научились?

Она раздавила сигарету в пепельнице.

– Я научилась… писать плохо. Думаю, этому можно научить кого угодно. Именно этим доктор Х и занимался…

– И поэтому вы хотели его уничтожить?

– Вы думаете, это я его… стерла? Нет. Я полагаю, это сделал Сергей Хлебников. Чтоб их имена не связывали…

Она поправила на плечах шаль, с сожалением взглянула на портреты.

– Отчего вы ушли из клиники? – спросил Дантес.

– У доктора появились странные идеи, – проговорила Даль, кончиками пальцев поглаживая уголок портретной рамы. – Он принялся доказывать, что норма в языке губительна, что она стесняет творческую свободу… Мол, сейчас у нас так мало авторов, потому что люди боятся творить. И если расшатать норму в языке, у общества появится не только свобода слова, но и свобода мысли…