Сурен Цормудян - Боевой вестник

Князь злорадно усмехнулся, явно намекая на Черное озеро, ставшее могилой для сотен рыцарей Гринвельда.

— У нас и Жертвенное, и Срединное море, и океан Предела. А толку-то? — махнул рукой Вэйлорд. — Морскому делу мало кто обучен, разве что контрабандисты. Едва вспомню, как мы до Мамонтова острова добирались, так тоска берет.

— Ты в моря ходил, черный лорд? — покосился на него Вострогор.

— Было дело. — Нэй кивнул.

— И каково это?

— Страшно было за борт упасть. — Нэйрос усмехнулся. — Плавать не умею.

— Вот такая уж десница у короля! — послышался спереди смешок принца Леона. — Сплошные недостатки и одно достоинство — безумный конь, что способен волка насмерть загрызть.

— Ну, при твоих-то достоинствах, да простят меня боги, лучше вообще помалкивать, — не остался в долгу Вэйлорд.

— Скажи спасибо вину и Эстер, старый волк. Голова болит, иначе задал бы я тебе сейчас.

— Вот была бы потеха!

Добромеч с интересом поглядывал то на принца, то на Вэйлорда, явно забавляясь их постоянными перебранками. С восточными гостями принц был сдержан, уклоняясь от общения, в то время как семью и ближайшее окружение осыпал колкостями и шутками, порой весьма обидными. Шутить со скифариями он себе не позволял, во всяком случае пока, но и дружелюбия к ним не проявлял. Это и понятно: война на востоке покрыла Гринвельд позором. Жители тех краев считались варварами, и мало кто разделял намерения короля Хлодвига заключить с ними прочный и долговечный мир. Похоже, и принц не видел в замыслах отца ничего хорошего. А ведь когда-нибудь он станет королем и Скифарии придется иметь дело уже с ним. Оставалось надеяться, что в своем заморском путешествии он наберется ума, а это пойдет на пользу и подданным его, и соседям.

Солнце уже садилось, когда деревья над дорогой расступились, сменились изгородями и домиками. Еще через полмили домики подросли, между ними появились мощеные улочки. Осталась позади придорожная таверна, источающая запахи сомнительной стряпни и рыбьих потрохов. Видимо, чайки были в восторге, ибо во множестве вились вокруг. Миновали и небольшую кузницу, где можно было поправить подковы или устранить иные повреждения после дороги.

— Да что же она вытворяет?! — воскликнул Славнозар, увидев, как женщина выплеснула кадку с нечистотами из окна прямо на улицу и едва не окатила прохожего.

— Будь осторожен на улицах Белой Гавани, молодой князь! — На лице Вэйлорда появилась усмешка. — До Хлодвига Третьего то же самое творилось и в столице, пока он не велел прокопать под Артогно сточные канавы. Здесь их пока нет.

— А верно ли говорят, что у вас и мыться было не принято? — поинтересовался Добромеч.

— Лет сто назад. — Вэйлорд кивнул. — Много заразы в воде бывает, поэтому мылись всего пару раз в год, пока не догадались, как с ней бороться. Сейчас моемся гораздо чаще, свиньи от запахов уже не дохнут.

— Да уж! — Добромеч, ухмыляясь, хлопнул Вострогора по плечу. — У нас и помоями улицы не орошают, и банька в каждый субботний вечер испокон веков. Но мы варвары и дикари.

— Эт-точно, — фыркнул темноволосый князь.

— Да будет вам, — поморщился Вэйлорд.

Крик чаек стал громче; над крутыми склонами крыш уже стал виден лес высоких мачт с подобранными парусами. Сквозь шум городской суеты доносился шелест прибоя. Узкие улочки расступились, показалась огромная рыночная площадь, полная людей, — словно Белая Гавань распахнула свои объятия. От обилия иноземных купцов и товаров рябило в глазах. Шелка, меха, кожа пеших драконов, причудливо изогнутые клинки, топоры, ароматные куренья, бочонки с винами, пряности, посуда из стекла разных сортов фарфора, из расписной глины. Продавали щенков, котят, разную другую живность. К Уильяму Мортигорну кинулся смуглый торговец, держа на поднятых руках целые связки нитей жемчуга и драгоценных цепей с самоцветными камнями; молодой лорд гневно закричал, замахиваясь хлыстом. Неудивительно, что торговец украшениями именно в нем увидел своего покупателя: тот был богато одет и чрезмерно вальяжно сидел в седле, отчего казался высокороднее гвардейцев, одетого в черное Вэйлорда и облаченных в доспехи скифариев. Только храбростью Уильям не отличался, и Вэйлорд не мог взять в толк, почему Хлодвиг выбрал его в спутники своему сыну. Возможно, настоял на этом Филипп Мортигорн, отец Билли, надеясь, что в богатой империи его сын найдет выгодные возможности и для себя, и для Гринвельда.

Скифарии посмеялись, глядя на эту сцену. Среди повозок, паланкинов и толпы процессия двигалась гораздо медленнее. Купцы из разных городов Гринвельда, помощники кастелянов различных лордов приехали закупать привезенные товары. Кричали зазывалы, покупатели и продавцы спорили и торговались. Вдали, за бесконечной вереницей торговых рядов, виднелся высокий эшафот, где в петлях болталась полдюжина тел, над которыми кружили вороны. Белая Гавань была единственным городом в королевстве, где торговая гильдия имела право выносить смертный приговор помимо короля или лорда. Видимо, повешенные были пойманы на воровстве. Обычно наказанием для вора служило лишение кисти или руки по локоть, но здесь либо правила куда строже, либо эти казненные не воровали, а грабили: вонзив нож в человека с тугим кошельком, другой рукой рвали кошель у еще живой жертвы. Вэйлорд с беспокойством поглядывал на принца, хотя едва ли нечто подобное могло грозить всаднику.

Вострогор и Добромеч стали живо переговариваться на своем языке, глядя куда-то в сторону. А потом старший князь вдруг повернул коня и покинул процессию, направившись куда-то влево.

— Что происходит? — нахмурился Вэйлорд, которому это совсем не понравилось.

— Не изволь тревожиться, черный лорд. — Вострогор смерил его взглядом и ухмыльнулся. — Князю товар любопытен.

— Это не лучшая мысль.

— Прости, но князь свои мысли оценивает сам.

Неподалеку стояла повозка, запряженная мулом, который со скучающим видом жевал овес из деревянной кадки. Крытая повозка была заполнена рулонами пестрых тканей и клубками нитей различной толщины и расцветки. Неподалеку от нее стоял среднего роста остроскулый человек, светловолосый и светлобородый, лет тридцати. Его серые глаза пристально следили за каждым, кто приближался. Одет он был в светлые шаровары, заправленные в остроносые красные сапоги, просторную светло-желтую камизу с закатанными рукавами и бурой шнуровкой и жилет из вощеной кожи. На широком черном поясе слева висели ножны с мечом, справа — изогнутый клинок. Из той же кожи были изготовлены и наручи, защищающие обе руки почти до локтя.

— Обернись, человече! — услышал он грозный и зычный голос позади себя.

Говорили на его родном языке. Обернувшись, светловолосый увидел перед собой могучего белогривого коня с настоящим великаном в седле.