Ник Перумов - Дочь некроманта

— Под досками смотрите! — гаркнул старший поури, но остальные в его указаниях и не нуждались. Расписные доски полетели в разные стороны, глухо ударяясь о пол и стены; открылся небольшой тайничок в кладке, мелькнул серый мешочек; карлик рванул завязки, мелькнуло несколько крупных самоцветов. По глазам Ниакрис резануло болью, эти камни прямо-таки сочились волшебной силой, она чувствовала ее так же ясно, как, к примеру, запах своего любимого малинового варенья; и так же, как не могла объяснить, как и почему она чувствует запахи, не могла ответить, как она чувствует магию.

Она замерла, точно окаменев, точно очутившись под властью могущественного заклинания — как, впрочем, оно и было.

— Камни Власти… славная добыча, — рыкнул старший. — Повезло… уходим!

Со всех сторон уже неслись крики, топот ног, но поури отнюдь не казались растерянными или испуганными.

— А может, еще одного? — алчно предложил кто-то из них. — Что нам эти монахи!

— Ну, ладно, давай еще одного, — после мгновенного колебания согласился он, бросив при этом какой-то странный косой взгляд на девочку.

В обоих концах коридора уже мелькали огоньки факелов и какие-то одиночные фигуры. Карлики, недолго думая, вышибли еще одну дверь — почему обитатели келий не бежали, Ниакрис понять не могла.

На сей раз им попался старик, который попытался сопротивляться. Он отмахнулся какой-то сучковатой дубиной, отмахнулся с неожиданной силой, и старший из карликов, точно мячик, отлетел к двери. Старик выбросил вперед руку, вокруг пальцев заплясали крошечные язычки пламени — но в этот момент кто-то из карликов половчее прыгнул на него сбоку, и они покатились по полу.

— Эй, Ниакрис! — завопил старший поури, вскакивая на ноги. — Чего замерла, не видишь — на колдуна нарвались!

Девочка не пошевелилась.

— Ниакрис! — это был уже ее опекун.

Она рванула из ножен залежавшийся там меч.

Взмах — и старший из поури, завывая, бросился наутек, прижимая ладонь к распоротому боку. Второй взмах — карлик попытался было отбить ее удар, и частично ему это удалось; острие кинжала оставило кровавый росчерк у него на плече. Третий и четвертый поури сами ринулись на девочку, но одному она успела проткнуть руку, а второй получил по голове посохом от сумевшего подняться на ноги старика.

— Бежим! — крикнул тот, кого Ниакрис привыкла звать своим наставником, и поури, в полном противоречии со своим непреклонным характером, не признающие отступлений поури дружно ринулись наутек, точно крысы при виде терьера.

Ниакрис рванулась было следом, сама еще не зная, что станет делать, — но споткнулась на пороге.

Даже сквозь плотную мешковину она чувствовала сияние Камней Власти.

Очевидно, старший поури выронил мешочек во время бегства.

Ниакрис нагнулась подобрать сокровище… а когда выпрямилась, то мгновенно поняла, что драгоценные секунды упущены и карликов ей не догнать.

Она медленно опустила клинок и повернулась к тяжело опиравшемуся на посох старику. По коричневому его одеянию медленно расплывались пятна крови — чей-то кистень все же зацепил его.

— Дайте я помогу вам… дедушка, — вырвалось у Ниакрис.

— Спасибо тебе… ох… внучка, — в тон ей ответил старик. В голосе слышалась усмешка — несмотря на боль.

Потом, когда сперва сюда сбежался весь монастырь, а потом его же обитатели куда медленнее, но все-таки разошлись, Ниакрис обнаружила, что сидит на жесткой лежанке, крепко держась за морщинистую, перевитую сизыми венами руку старика.

Ее, конечно, долго хвалили, долго охали и ахали; выяснилось, что поури вломились в так называемый Коридор Уединения, куда монастырские аколиты удалялись «для молитвы и медитации», как объяснили девочке; нарушать транс смертельно опасно, да и кроме того, монах, пребывая в молитвенном экстазе, переставал что-либо видеть и слышать. Этим и объяснялось то, что никто из обитателей келий не пытался бежать, спасаться или хотя бы поднять тревогу.

Ее саму долго расспрашивали; она отвечала односложно, больше отмалчиваясь. Наконец старик, за которого вступилась Ниакрис, пришел ей на помощь и прекратил пытку.

— Хватит, налетели, коршуны, — недовольно проворчал, загораживая собой девочку. — Потом все узнаете. А сейчас давайте все отсюда!

Очевидно, этот старик был какой-то шишкой, потому что набившиеся в келью и коридор другие обитатели монастыря как-то сразу прекратили расспросы, а потом и вовсе бочком-бочком расползлись кто куда.

Старик и девочка остались вдвоем.

Глаза у него показались Ниакрис похожими на совиные — такие же странно-желтые, округлые, с вытянутым зрачком. На миг она даже засомневалась — а человек ли перед ней?

— Человек, — ответил он на ее молчаливый вопрос. — Имею честь представиться… Лейт, меня зовут Фарбриан.

Она не успела даже удивиться, откуда он знает ее имя, а старик уже продолжал:

— Как ты оказалась с поури, примерно догадываюсь. Набег, твои родители погибли, карлики захватили тебя с собой, наверное, надеялись продать на невольничьем рынке, там такие, как ты, в цене, внучка. А вот зачем потащили сюда — в толк не возьму, хоть убей, — он потешно развел руками. — Но об этом мы поговорим завтра — а пока спи, отдыхай.

Ниакрис попыталась было что-то сказать, но Фарбриан как-то очень пронзительно вдруг посмотрел ей в глаза — и ее веки закрылись словно сами собой.

Говорить с Фарбрианом оказалось нелегко. Пронзительный взгляд волшебника (а в том, что он волшебник, Ниакрис не сомневалась) проникал глубоко-глубоко, в самое сокровенное; казалось, ему невозможно соврать.

Но, разумеется, это только казалось.

История, рассказанная Ниакрис, не отличалась оригинальностью. Никто и никогда не учил ее слагать подобные выдумки, делать их неотличимыми от правды, никто не учил врать с невинным видом — и, наверное, именно поэтому ее так и не уличили.

— А Камни-то тебя признали, — неожиданно обронил Фарбриан. — Ты их подобрала после бедняги Васила. Тебе ими и владеть, внучка. Потому как… знаешь ли ты, что способна колдовать?

— Ой, правда?! — Ниакрис постаралась, чтобы это звучало бы совсем по-детски. По-детски, хотя сама себя она уже давно считала совершенно взрослой. С того самого момента, как перешагнула вместе с поури за порог родного дома — раз и навсегда опустевшего.

— Правда, правда, — усмехнулся Фарбриан. Покровительственно и снисходительно — хотя, знай он правду, наверное, в тот же миг убежал бы без оглядки.

— Тебе следует многому научиться, основательно и неторопливо… — полилась складная речь, которую Ниакрис уже не слышала. Сердце ее билось ровно и спокойно, и мысли в голове послушно выстраивались в четкую цепочку.