Ник Перумов - Дочь некроманта

…Север Эгеста. Невдалеке полуночный горизонт закрывали горы — она знала, их называли Железным хребтом. К темным облакам примешивался дым пожаров — и справа и слева от тракта что-то горело, но кто и что жег там — то ли восставшие сводили счеты с баронами, то ли баронские дружины по-свойски расправлялись со смутьянами, Ниакрис так и не узнала. Ей это было неважно. Очевидно было только одно — каждый день войны гибнут невинные, чьи-то дочери, девочки, такие же, как она сама, только обделенные магическими способностями, остаются без мам и дедушек, а часто — погибают и сами. И она, Ниакрис, способна остановить это бедствие — остановить такой ничтожной ценой, как пять-шесть человеческих жизней, — жизней тех, кто начал всю эту кровавую замятню.

На сжатом поле она нашли какой-то сарай, забилась туда, словно мышка, и затаилась. Ночью отсюда выйдет уже не грязная ободранная девчонка-нищенка, все эти дни пробиравшаяся дорогами Эгеста, донельзя забитыми бежавшим от войны людом, — ночью отсюда выйдет Ниакрис, та, что мстит, — и ее нынешнее дело тоже будет частью ее одной большой Мести, той самой, Мести Настоящему Врагу.

…Найти главарей труда не составляло. Заклятье, которое сплела девочка, отыскивало тех, кто исступленней других верил в свои слова, — вожаки были истинными фанатиками, они подняли людей не для того, чтобы добиться за счет их жизней славы или богатства. Они и в самом деле хотели «как лучше».

Четверых заклятье нашло в крошечном лесном скиту, так, не скиту даже, а келье. С десятком охранников они совещались, куда идти дальше, — восстание требовало крови, и как можно скорее. Одним разграбленным замком ярость крестьян не насытится.

Еще двое пробирались лесной тропой с отрядом в несколько сотен вооруженных кто чем сторонников — выходя в бок и спину полуторатысячному баронскому войску, наспех собранному соседями несчастного Филеаса. Замысел был прост и понятен — пользуясь ночной темнотой и всегдашним презрением профессионального воина к «земляным червям»-пахарям, ударить внезапно, поджечь, что можно, перебить сколько удастся сонных — и уходить. Через два дня молва разнесет эту весть по всей округе, превратит ее в разгром ненавистных баронов — и под знамена восстания встанут новые сотни и тысячи из тех, кто пока еще колеблется.

Был еще где-то и седьмой главарь — самый хитрый и самый осторожный, с осторожностью и хитростью дикого зверя, потому что он пламеннее всех верил в то, что сам говорил на деревенских улицах. Его Ниакрис нащупать пока никак не могла, и это было плохо — значит, главарь владел какими-то зачатками волшебства, которые, соединяясь со слепой, жгучей верой, могли дать ему и в самом деле немалую власть.

Его Ниакрис пока оставила. Ей на все дана одна-единственная ночь (она не знала, почему, но не собиралась задумываться) — и потому она сперва разделается с теми, кто рядом.

Потом настанет черед остальных.

…Первыми свою судьбу встретили те двое, что вели отряд через лес. Ждать до утра Ниакрис не стала. Глухой полночью, в час между собакой и волком, она дождалась дружно топавших по лесной дороге крестьян в небольшом овражке, где по дну ласково журчал ручеек, до сих пор, несмотря на осень, окруженный пышными папоротниками.

Наконец впереди показались огни факелов. Повстанцы шли, ничего не опасаясь, — баронские удальцы ни за что на свете не сунутся в чащу, которой они боятся больше, чем огня, а дикие звери сами не подступятся к такому множеству хорошо вооруженных людей, не говоря уж о пламени в их руках.

Конечно, оставались еще те, которые не боятся ни огня, ни многолюдства и которым чем больше людей, тем больше добычи, — но отогнать таких как раз и должны были главари, вожаки, вместе с примкнувшими к восставшим двумя настоящими деревенскими колдунами — эти, правда, считались мастерами больше по дождям или же предотвращению оных, но для крестьян они все равно были волшебниками, и этим все было сказано.

Ниакрис сразу же увидела обоих вожаков. Как и положено, они шли впереди, о чем-то негромко переговариваясь. О чем — девочку совершенно не волновало, все эти планы вместе с замыслами несколько мгновений спустя станут никчемным прахом мыслей.

У Ниакрис не было оружия. Маленькая девочка, пробирающаяся в охваченный мятежом уезд с громадным арбалетом за спиной, — едва ли это покажется в порядке вещей охраняющим переправы и мосты баронским ухарям.

Она могла бы напугать, рассеять наспех собранный из мирных поселян отряд, но тогда главарям не составило бы труда собрать его снова. И потому Ниакрис, не торопясь, тщательно проверяя каждый стежок, послала вперед свое любимое заклинание — шелковую змейку-удавку. Для одного. Сразить одномоментно двоих ей пока еще не удавалось.

Главарь осекся на полуслове. Захрипел, пытаясь подцепить пальцами сдавивший горло невидимый шнур — напрасно. Второй сунулся было к нему — но в тот же миг получил прямо в лоб маленький шарик белого огня. Ниакрис еще не могла сотворить большой, настоящий файербол, но отсутствие мощи с лихвой искупалось точностью. Вожак упал с аккуратной дырочкой во лбу, размером не больше горошины.

Что будет дальше с растерянными поселянами, Ниакрис уже не интересовало. Множество жизней будет спасено — и такой малой ценой!

Миг спустя она уже бесшумно скрылась в чаще. Несложное заклинание — и она смогла видеть в темноте не хуже совы. Предстояло одолеть несколько лиг по буреломному бездорожью — но девочке было не привыкать. Когда шла на юг, случались вещи и похуже.

Два боевых заклятья из пяти потрачены. Что поделать, такова особенность ее магии — она не могла использовать одно и то же чародейство два раза подряд. Должно пройти время — для какого-то волшебства день, а для какого и неделя. Для этого задания у нее было приготовлено пять заклинаний — четыре для дела, одно про запас.

Главное — потратить их с умом…

Теперь — та четверка. С ними так просто не получится. Они осторожны и более сведущи в магии — инстинктивно. Наверное, там найдутся не только человеческие стражи…

И, конечно, как всегда, в охваченной мятежами и смутами земле следовало ожидать и иных ночных странников — из числа охотников за человечиной. Муки, кровь и страдания привлекают их, словно мух — мед. Вампиры, например, которым важно не только насосаться живой теплой крови, старые вампиры в особенности.

Ее предупреждали об одном таком, по имени Эфраим, наверное, самом старом из всего Ночного Народа. Говорили, что его неудержимо притягивают места побоищ и кровопролитий — ему якобы нужны не столько кровь, сколько впитывание людских ужаса и страданий. Связываться с Эфраимом настоятельно не рекомендовалось.