Ник Перумов - Дочь некроманта

Нахмуренное и разочарованное.

Понятно — она не справилась.

Но — в следующий миг морщины на лице Стоящего во Главе разгладились, словно он хотел сказать — не печалься, ведь ты еще только учишься, и это была просто иллюзия… хотя, конечно, того мальчишку ты обязана была убить. Ты не имела права его отпускать.

Ниакрис виновато опустила голову.

Больше всего хотелось подойти к Учителю и уткнуться ему лбом в плечо — чтобы погладил по голове, чтобы сказал бы наконец хоть одно живое слово, не только взгляды…

Но она знала, что это совершенно невозможно.

Вздохнув, девочка поплелась к выходу — принимать заслуженное наказание за нерешенную задачку.

Она никого не видела из других обитателей Храма Мечей. Грозная сила смерти, которой здесь служили, не нуждалась в торжественных многолюдных молениях. Ученик знал трех — своего наставника, помощника наставника и того, кто стоял во главе Храма. Его, Стоящего во Главе, не называли ни настоятелем, ни игуменом, ни командором — не называли просто никак. Наверное, каждый из прошедших Храм находил для этого человека (впрочем, человека ли?) свое собственное прозвание.

И Стоящий во Главе охотно откликался на них. Он мог быть господином и милордом, преосвященством и доном — кем угодно. Видящим, познающим, ведающим, ведущим — все вместе.

Когда он говорил с учеником, тому казалось, что весь этот величественный Храм воздвигнут с одной-единственной целью — наставить его, ученика, на путь истинный.

И никто не знал, о чем Стоящий во Главе говорит с остальными. Чему их учит. К чему готовит. Этого не знали даже его собственные помощники.

К Ниакрис учитель — или, вернее, Учитель — потому что два других наставника были просто учителями — приходил раз в семь дней.

И мир вокруг нее тотчас менялся. Учитель не утруждал себя какими-то там классными комнатами или тому подобным. Каждый раз Ниакрис ждало необычайное, невероятное приключение — правда, от которого пробирал самый настоящий мороз.

Учитель не говорил ни слова. Та фраза — «а у тебя есть характер!» очень долго оставалась единственной, услышанной девочкой. Учитель просто разворачивал перед ученицей целый мир — то ли творил на самом деле, то ли всего лишь являл ей видение, но совершенно неотличимое от «реальности».

Он бросал ее, точно щенка, в воду и смотрел, выплывет она или нет. Пару раз, когда она начинала тонуть, он в конце концов вытаскивал ее — но лишь после того, как она, образно говоря, успевала нахлебаться воды.

Задачи…

Сначала он учил ее разрушать. Ни одной «задачки на созидание».

Сперва это было просто. И походило на игру. Толпы отвратительного вида чудовищ набрасывались на нее со всех сторон, и не оставалось ничего другого, как убивать — всеми доступными ей способами, которые двое наставников успели показать ей за неделю.

Огонь, молнии, лед, холод, камни — весь простой и немудреный арсенал начинающих волшебников, не умеющих ничего, кроме как придавать привычную форму яростному буйству чистой энергии. Это она освоила на удивление быстро. И еще быстрее привыкла к отвратительным, не переносимым для обычного человека картинам смерти — рассеченным телам, вывороченным кишкам и тому подобному. Чудищ она разила направо и налево, не колеблясь.

Потом пришло время, когда после чудовищ ей требовалось сравнивать с землей крепостные башни и развеивать по ветру дворцы. Здесь уже надо было стараться изо всех сил. И Ниакрис словно на собственных плечах перетаскивала всю немереную тяжесть уложенных в фундаменты каменных глыб. Здесь уже требовались другие заклинания, совсем другие.

Заклинания… Оказалось, что она знала их всегда, сама не отдавая себе в этом отчета. А теперь они ложились в ее память удобно и легко, словно она просто вспоминала нечто давным-давно забытое.

О природе самого волшебства с ней говорили мало. Иногда ей казалось, что ее не учат, а просто натаскивают, словно охотничью собаку, — она пыталась задавать вопросы, но наставники только качали головами.

«Мы не можем говорить об этом. Спроси того, кто сильнее нас».

Она пыталась. Стоящий во Главе молчал.

Потом, после «чистого разрушения», Учитель резко изменил их занятия. Заклинания и магия сменились долгими упражнениями в том, что можно было б назвать «воинским искусством». Десятилетняя девочка училась управлять армиями, сталкивавшимися на поле битвы, — наставники объяснили ей, что далеко не всегда чистая магия может достичь успеха.

Потом… в кого только не превращалась она! В нищую побирушку — и могущественную королеву. Беспощадную амазонку — и милосердную целительницу. Она становилась монахиней и инквизиторшей, наемницей и дамой высшего света.

И Учитель не отступался, пока она не добивалась успеха.

И после этих, казалось бы, приключений в иллюзии на теле Ниакрис прибавлялось все новых и новых шрамов, притом — самых настоящих.

Однако это было интереснее любых игр и забав. Есть люди, которые, раз познав прелесть смертельной игры, где ставка — их собственная жизнь, уже не могут от этого оторваться. Ниакрис, похоже, оказалась именно из этой породы. Предчувствие смерти не заставляло внутренности леденеть, а руки — бессильно опускаться. Напротив, кровь вскипала, и она шла навстречу очередной опасности — с открытым забралом. Она знала, что теперь ее Учитель может и не выручить — если она сделает какую-то глупость, не достойную ученицы Храма Мечей. Она не бросалась вперед слепо, подобно объевшемуся мухоморов берсерку, она билась обдуманно и точно, и заклятья послушно выстраивались в нужной последовательности.

Из нее ковали отравленную стрелу, которая, быть может, и слабее громадного топора или копья, способного пробить кольчугу тройного плетения, но зато разящую наверняка и от которой не спасут никакие снадобья.

А вот зачем ковали и против кого ей предстояло выступить, по мысли набольших Храма, — этот вопрос Ниакрис просто не волновал. Он даже не приходил ей в голову.

Годы торопились, подгоняя один другого, точно боясь куда-то опоздать, — хотя куда могут торопиться могущественные Духи Часа? К какому безвестному концу, к какому жуткому и непредставимому людским разумом устью несет свои воды великая Река Времени?.. Нет ответа. И потому веками, тысячелетиями человек смотрит в ночное небо — ему уже мало просто бесконечности, ему подавай Беспредельность, где нет границ ни для чего — ни для мысли, ни для духа, ни для тела.

Ниакрис превратилась в худенькую девушку-подростка, сухую и жилистую, словно выдубленный ветром и солнцем старый корень. Пять лет она провела в Храме. Пять лет… пять лет, которые для кого другого показались бы пятью веками.