MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 7

А остальные - магглы. Какое противное слово… рыхлое, вялое, как гусеница; бестолковое, неровное слово. Совсем не то, что «волшебник». Вол-шеб-ник…

Полагается спать в это время; днём будешь сонным и вялым, если не выспишься ночью, но как же заснуть, когда перед тобой такое - целый новый мир… мир, которому ты принадлежишь по праву рождения?

Мантия - странная одежда; тёмная ткань широкими складками окутывает худое тело. Впрочем, в Магическом мире, наверно, всё странно, так что удивляться нечему. Всё не такое, как у магглов.

Сердце замирает всякий раз при мысли о волшебстве; при мысли о том, что стоит взмахнуть тонкой длинной палочкой - тис и перо феникса, тринадцать с половиной дюймов - и сказать пару слов, как начнутся чудеса. Силой воли волшебника мир меняется до неузнаваемости; на что маггл тратит долгие часы, на то волшебник тратит секунды.

Сказки, мельком слышанные в глубоком детстве, разом обретают смысл; добрые феи, злые ведьмы, великие маги… всё это есть, всё на самом деле есть - просто те, кто не достоин знать правду - не знают.

Он сам - герой сказки; он всё может, всё; нет ничего невозможного в сказках, а теперь он там, он часть небывалого, неслыханного, чудесного… там всё будет по-другому, будет совсем не так. Всё будет гораздо лучше. Он отомстит всем, кто унижал его, он станет сильным, по-настоящему сильным. Он - волшебник.

Остальные ворочаются в кроватях, скрипят пружинами, стонут тихонько и жалобно - им снятся плохие сны. Магглы. Они могут спать… у них нет причин для того, чтобы в час быка сидеть на полу, завернувшись в мантию, и перелистывать пергаментные страницы книг. В эту вязь букв он уже практически влюблён; он готов выучить наизусть каждое напечатанное здесь слово. Он будет лучшим учеником в волшебной школе…

Темно и тихо в спальне; скоро солнце начнёт вставать, но пока ещё ночь, и ему хорошо. Он любит ночь. Это его время; он всегда хорошо ориентировался в темноте. Словно шестое чувство, недоступное прочим, вело его во тьме, оберегая от того, чтобы споткнуться обо что-нибудь или налететь на кого-либо; его бесшумные шаги были притчей во языцех здесь, среди жалких магглов.

Он особенный. Он всегда был особенным. Он знал это, сидя в карцере на хлебе и воде; знал, яростно отбиваясь ножом от старших парней, которым невмоготу было подолгу без девушек; знал, ловя на себе настороженные неприязненные взгляды. Что ему до их неприязни? Что ему до этого вонючего, заживо гниющего места? Он - другой. Он - особенный. Он - волшебник.

И они все поплатятся, как только у него будет возможность отомстить. Он будет осторожен, о да… он хорошо помнит все обиды. Он не даст возможности уличить себя в чём-нибудь; он не такой, как они. Он лучше. Наконец-то он знает это точно.

Рассвет всё не приходит, и это хорошо, потому что он не хочет рассвета.

Он любит, когда темно и тихо…

Гарри рывком сел на кровати, хватая ртом воздух. «С какой радости я смотрю чужие сны?!»

- Гарри, с тобой всё в порядке? Ты так кусал губы во сне и стонал, я подумал, надо тебя разбудить…

- Спасибо, Кевин. Ты правильно сделал… - Гарри наколдовал кубок с холодной водой и выпил всё залпом.

- Это был кошмарный сон, да?

- Хуже. Это было на самом деле…

* * *

«13.10.

Пока зелье настаивается, я пишу. Ещё полчаса надо подождать, чтобы всё было готово. И я могу написать, что думаю… я думаю, я псих. Зачем мне это надо? На черта я варю зелье «Mens et animus» [«Ум и сердце» - лат.]? Оно, между прочим, трудоёмкое, зараза… и некоторые ингредиенты пришлось у Слагхорна позаимствовать, самые редкие.

Нет, я точно псих. Кто ещё варил бы для заклятого врага такую редкость и ценность? Это зелье позволяет отбросить всё навязанное извне, воспитанием, привычками, другими людьми; пока оно действует, человек понимает и трезво оценивает свои истинные чувства и намерения. Действие, правда, краткосрочное, зависит от дозы, а помногу этого зелья не сваришь.

Почему я думаю, что истинные чувства и мысли Поттера - не те, что он демонстрирует каждый день? В лучшем случае - ненависть, в худшем - презрение и пренебрежение… Чего ещё я могу ждать от этого… гриффиндорца?

Тем не менее, я варю это зелье и могу определённо сказать по поводу его использования только то, что сам я ни пить его, ни вдыхать его запах не стану.

Я совсем не хочу знать, почему я взялся это варить.

Полчаса скоро пройдут, надо найти подходящий флакон.

14.10.

Я это сделал.

Я всё-таки это сделал. Но если бы я знал, что сделает Поттер, я бы передумал…

Сегодня перед ужином перехватил эту четвёрку у входа в Большой зал.

- Поттер, - говорю, - отойдём на два слова.

- Джеймс… - сразу вскидывается Блэк.

- Зачем? - перебивает Поттер. - У меня нет секретов от друзей, говори так.

И очень глупо, кстати.

- А у меня есть от них секреты, - фыркаю. - Так что давай всё-таки отойдём. Захочешь, сам им всё расскажешь.

- Сохатый, мы будем рядом, если что, - выразительно говорит Блэк.

Поттер раздражённо закатывает глаза и первым уходит в боковой коридор.

Отсюда нас не должно быть ни видно, ни слышно. Хорошо, если Люпин удержит Блэка от того, чтобы рвануть следом и без лишних раздумий шандарахнуть меня каким-нибудь проклятием - хотя бы пять минут. Больше мне не надо.

Сердце колотится, как бешеное - я в жизни так не волновался, даже на самом первом уроке зельеварения, когда жутко боялся сварить что-нибудь не так.

- О чём ты хотел поговорить, Снейп? - деловито интересуется Поттер.

- Да я на днях подумал, что вот эта штука мне и вовсе, в общем-то, не нужна… - рукой в перчатке из драконьей кожи я вытаскиваю из кармана мантию-невидимку (надо будет сразу отдать одежду эльфам для стирки, бережёного Мерлин бережёт) и небрежно швыряю в лицо Поттеру.

Преодолевая разделяющий нас с ним метр, лёгкая мантия разворачивается и накрывает голову Поттера - накрывает самым своим пропитанным «Mens et animus» нутром, делает гриффиндорца невидимым до пояса.

Поттер судорожно, конвульсивно как-то сдирает с себя мантию и комкает её в кулаке; поздно, уже надышался… сейчас, когда его лицо перекореживают противоречивые эмоции, посторонние примеси уходят из его мыслей и чувств. Сейчас Поттер - тот, кто он есть на самом деле. Я жду, не сводя с него глаз. Ну, что он предпримет? Что скажет? Что?

- Снейп… - произносит Поттер наконец - медленно, словно пробуя мою фамилию на вкус, перекатывая её во рту, как конфету. - Северус…

- Слушаю, - бросаю я. А у самого сердце умчалось куда-то в пятки. Что учинит Поттер?

Поттер бросает мантию на пол и делает шаг вперёд - я подавляю инстинктивное желание отшатнуться.

- Северус, - шепчет он, - почему ты её вернул?

- Она тебе идёт, - ляпаю я, не подумав. Не ожидал такого вопроса.