MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 7

- Когда он то и дело бьётся в таких судорогах? Вы намекаете на Петрификус, мисс Грейнджер? Лучше пойдите как-нибудь успокойте эту толпу, он же эмпат, ему только хуже оттого, что они с ума сходят.

- Хорошо, профессор…

- Он опять выкашливает всё! И температура, кажется, снова поднялась…

- О, Мерлин…

Это была уже другая часть лабиринта; здесь всё так же горел огонь под ногами, но сфинкса уже не было рядом, только рана на плече неприятно ныла и потихоньку кровоточила. Гарри прислонился лбом к кустам, пытаясь отдышаться; ветки царапали кожу.

«Надо идти, - попытался он уговорить себя. - Я должен выйти отсюда, из этого долбаного лабиринта, и тогда наверняка найду близнецов. Я попрошу у них прощения, и буду просить его до Рагнарёка и долго-долго после».

Теперь он шёл медленно, пытаясь прислушаться - за пределами лабиринта ведь должно что-то быть, и если идти так, чтобы приближаться к источнику шума, то можно ведь в конце концов выйти отсюда… но в лабиринте было тихо, как в могиле. Так тихо не было даже на самом деле, когда магия лабиринта отрезала его, измученного, от гомонящих трибун.

Он блуждал по лабиринту целую вечность; но там было пусто, как должно было быть в его персональном аду. «Я заслужил себе ад, - Гарри сполз спиной по стене веток и листьев, разрывая рубашку сзади в клочья, раздирая кожу спины до крови. - Я заслужил в миллионы раз худшего, самоуверенный кретин, безалаберный идиот…» Всё, что привело близнецов к гибели - всё это была цепочка его собственных ошибок. Сначала он принял от Дамблдора этот портключ и рассказал о нём Рону, дубина стоеросовая; потом влез в тонкую вязь чар и, естественно, испортил их; а потом оставил опасную вещь болтаться у себя на шее, как украшение - нашёл время украшаться, тупица! А потом позволил Рону взять портключ и никак, ничем не сумел помешать, потому что - снова собственная ошибка - слишком рано превратился в воздухе в человека и не рассчитал падения, брякнувшись лбом прямо на изгородь.

А ещё он убил Дамблдора своими руками, и судьба, с которой хитроумный директор наверняка съел на пару не один мешок лимонных долек, отплатила ему жестоко за то, что манипулировал Малфоем, за то, что предал всех тех, кто в тот вечер сражался с Пожирателями, за то, что поил Дамблдора вольдемортовским охранным зельем, за то, что Аваду, выбросившую худое старческое тело за бортик Астрономической башни, не столько произнёс Драко Малфой, сколько он сам - Мальчик-Который-Выжил-Чтобы-Не-Учиться-Ни-На-Чьих-Ошибках.

Точно так же, как сегодня, Гарри чуть меньше года назад стоял на коленях у тела человека, которого убил своими руками, и не испытывал ничего, кроме удовлетворения от выигранной партии. Должно быть, теперь качнувшиеся вселенские весы восстановили равновесие, потому что Гарри ненавидел себя в этот момент так страстно, так неистово, так искренне, так сильно и пылко, как до этого умел только любить - да и то не себя, а близнецов.

Послышался чей-то крик; Гарри узнал голос - это была Флёр Делакур.

Так это что, по-настоящему? Но ведь земля не горела под ногами, тогда ещё не горела... а может, раньше он просто не замечал этого?

Он вскочил и помчался прочь от крика; всё это уже было один раз - и этого раза достаточно! Подальше от этого, выход, где здесь выход?..

Он бежал из всех сил, и воздух словно сопротивлялся ему, став упругим, почти как желе. Но Гарри миновал несколько поворотов и наткнулся на небольшой тупик, где увидел себя - четырнадцатилетнего - и Седрика. Живого Седрика, утешавшего глупого маленького Гарри, рыдавшего над своей бестолковой любовью, растоптанной в тот день, как окурок сигареты.

Гарри потянулся было к этим двоим - утешить одного, обнять другого; но не решился.

«Я не заслуживаю Седрика. Я не заслуживаю даже того, чтобы думать о нём. Для такой самодовольной мрази, как я, в человеческих языках никто ещё даже слова не придумал - всем было противно».

Языки пламени взметнулись, жаркие, почти опаляющие, завивающие кончики отросших волос Гарри в крохотные спирали; Гарри-четырнадцатилетний и обнимающий его Седрик исчезли в огне, не заметив этого.

Гарри ждал, пока огонь снова поглотит и его, но пламя утихло, оставив после себя выжженную проплешину в тёмной траве.

И Гарри понял, что так просто он уже не отделается.

- Что с ним? Он будет в порядке?

- Блэк, мать твою, нашёл время явиться!

- Просто скажите, он выживет? Мы все психуем… пожалуйста…

- Сириус, мы пока не можем ничего сказать. Повреждения не такие уж сильные, пара недель лечения и ухода - и всё было бы в порядке. Но он просто не хочет жить, он отказывается бороться вместе с нами…

- То есть, надежды нет?..

- Типун тебе на язык! Северус, давайте попробуем вот эту охлаждающую мазь…

- Она довольно слабая, но может сработать… по крайней мере, её он не выплюнет, это вам не зелье.

- Опять судороги! Северус, помогайте!

- И… часто он так? Это же… Мерлин… нельзя же до такого доводить человека, это просто… я не знаю…

- Раз не знаешь, Блэк, то вали-ка ты отсюда и скажи остальным, чтобы занялись чем-нибудь полезным. Думаешь, твой крестник обрадуется, когда придёт в себя и узнает, что вы его хором оплакивали, вместо того, чтобы делать что-то? Иди, иди, чего стоишь?

- Снейп…

- Иди, мать твою! Поппи, давайте мазь… начнём с висков…

Голову прожгло холодом; Гарри вскрикнул, прижимая ладони к неожиданно покрывшимся коркой льда вискам. Лёд накрыл лоб, спустился по скулам на шею и обвил её, как тесный воротник; этот лёд не таял, и Гарри лихорадочно отламывал его по кускам, отбрасывал торопливо в сторону, пока пальцы не потеряли чувствительность от холода.

Вскоре среди переливающегося пламени высилась горка неровных льдинок; Гарри подышал на ладони и, не сводя со льда взгляда - как с готового ударить в спину врага, отступил за поворот. Стены сдвинулись, закрывая проход в тупик, где только что были два чемпиона Турнира Трёх Волшебников, и Гарри оставалось только гадать, было это неким одолжением ему, или он мог остаться там навсегда, если бы не ушёл вовремя.

Небо над лабиринтом стало ещё темнее; Гарри заметил, как сгустилась ночь и обесцветился огонь под ногами, только тогда, когда понял, что не различает следующего поворота.

Идти с вытянутыми руками было неудобно; собственных рук он тоже не видел в темноте, густо-серые рукава рубашки Блейза сливались с ночью. Воздух понемногу холодел, и вдыхать его было почти неприятно. «Зима здесь, что ли, начинается? - Гарри наткнулся на стену и провёл по ней руками, пытаясь понять, в какую сторону поворачивать. - Турнир был в начале лета…»

Где-то впереди вспыхнул яркий огонёк факела; Гарри не мог различить, кто его нёс, и пойти навстречу, чтобы это выяснить, не мог тоже - ноги словно приросли в земле. Трепещущий факел приближался неторопливо, почти величаво; и когда несущего факел и Гарри разделяло всего несколько шагов, последний медленно протянул руку, принимая тонкую деревяшку. В тёплых оранжевых бликах лицо Блейза казалось таким умиротворённым, каким никогда не было при жизни.