rain_dog - Еще одна сказка барда Бидля

- Так, - он резко обрывает прения, - сейчас ты завтракаешь и пьешь зелья. Потом принимаешь ванну, потом шрамы и массаж. А я, злобный слизеринский змей, все это время каюсь, как подвергал гонениям звезду магического мира. Такая программа тебя устраивает?

Да, меня вот такая программа вполне устраивает, особенно массаж и покаяние! И когда я, лежа в постели, поглощаю нехитрый легкий завтрак, я вдруг замечаю, что у меня не дрожат руки! И я сам вполне могу держать чашку, и вилка с яичницей благополучно добирается до моего рта - Северус только чуть поддерживает мою руку.

- Смотри, - удивленно говорю я, - руки, они не дрожат почти.

Он удовлетворенно кивает.

- И температуры не было.

- Ночью была, но небольшая, ты даже не проснулся.

Ошарашено смотрю на него.

- Я что, выздоравливаю?

- А ты собирался остаток жизни провести инвалидом?

И опять чуть заметная улыбка. Он смахивает крошки с моих губ. «Поттер, у вас снег на ресницах»… И отчего-то я уверен, что температура у меня перестала подниматься после того, как мы с ним тогда ночью поговорили о ритуалах. Как будто это было, ну, что-то вроде темной комнаты, в которую боишься заглядывать, но все время помнишь, что она есть…

- Конечно, ты поправляешься. Только это будет очень медленно. Еще недели две в твоей жизни вряд ли что-то сильно изменится. Разве что учебники читать будешь, - злорадно и мечтательно произносит он.

Через какое-то время, наверное, через полчаса, я лежу, уткнувшись носом в подушку, и млею от его неспешных прикосновений к моей коже - он втирает мазь в шрамы и одновременно осторожно массирует мои мышцы, пришедшие в полную негодность от ранений и многодневного лежания в постели. И опять вспоминаю, как он растирал меня мазью с ароматом апельсина и корицы после второго ритуала, и опять эта картинка из прошлого меня совсем не трогает - почему-то сейчас я помню только ощущение тепла и заботы. Он же тогда тоже сходил с ума от беспокойства за меня, а я… я забился в угол, как звереныш, и вообще ничего не видел, не хотел ни замечать, ни понимать… И внезапно легкая приятная дрожь пробегает по моему телу, когда он касается основания шеи, я даже пытаюсь откинуть голову назад, что в моем положении несколько проблематично. И хочется замурлыкать, будто я котенок.

- Щекотно, - говорю я, а сам краснею в подушку.

- Понятно, - отзывается он, продолжая все так же неторопливо разминать мою ставшую внезапно столь чувствительной шею.

Но мне показалось (или нет?), что голос его чуть дрогнул. Нет, показалось, потому что он продолжает, как ни в чем не бывало:

- Значит, я ненавидел тебя на шестом курсе. И с чего ты это взял?

Его руки смещаются ниже, он разминает мне лопатки, поясницу, добирается до мышц на ногах, мне даже немного больно, потому что здесь он особо не церемонится. И я рассказываю ему, как боялся его на шестом курсе, как от него веяло жутью и безразличием, как я считал его Упивающимся. Припоминаю, как он ловил меня под мантией и безжалостно отправлял на отработки к Филчу, а я ночами мыл полы и чистил серебро, а потом клевал носом на уроках.

- Но я же просто видел тебя под мантией, - он смеется. - На меня такие уловки не действуют. - И вздыхает: - Нет больше твоей мантии…Зато ты вот есть. А что до того, что ненавидел… Как вы меня там звали? Адский дух? Я, в общем-то, тогда таким примерно и был. Перевернись.

Я переворачиваюсь на спину и теперь смотрю в непроницаемые черные глаза адского духа. И мне совсем не страшно. Может быть, он действительно меняется рядом со мной, но его глаза кажутся мне сейчас очень добрыми.

- Ты не адский дух, - говорю я. - Ты вообще хороший.

- Не надо преувеличивать, - он улыбается. - Совет Попечителей, похоже, охватило временное помешательство, когда они решили назначить меня директором. Так вот, ненавидел, говоришь… Нет, просто я тогда вообще людей воспринимал несколько неадекватно, я тебе уже говорил.

Я киваю. Он рассказывал мне об этом в тот вечер, когда я очнулся.

- А тебя я знал практически с самого раннего детства, но как тебе объяснить…, - он задумывается, - знал как бы изнутри. Знал твои сны, страхи. И все твои дурацкие подвиги, причем в деталях.

- Я тебя тоже во сне видел, - признаюсь я. - И один раз даже не во сне, когда с метлы упал в пять лет. Ты стоял под елкой и мне рожи корчил.

- Вот это-то и странно, - задумчиво говорит он, наносит мазь на мои шрамы на груди и медленно втирает ее круговыми движениями. - Ни люди, ни маги обычно не видят своих Хранителей, хотя Хранители бывают у многих. Видимо, ты был особенный. Вообще невероятно, чтобы маг, хоть и маленький, упал с метлы, а его стихийная магия его не защитила.

- Я бы разбился?

- Да. Я мог вмешаться только в том случае, если тебе угрожала смертельная опасность.

- А потом был Квирелл?

- Потом еще много чего было, - он отводит волосы со лба, - боюсь, ты даже всего не упомнишь. И Запретный лес, где, пытаясь возродиться, Темный Лорд пил кровь единорога. И озеро, когда ты отогнал дементоров от крестного и себя самого.

- А василиск? Его-то я хоть сам убил?

- Ты никогда не задумывался, под силу ли тринадцатилетнему мальчишке убить василиска?

- Не герой, значит, - констатирую я почти без сожаления.

- Герой.

Он наклоняется ко мне и опять трогает мой лоб. Причем мне кажется, что он делает это просто так. По крайней мере, мне хочется так думать.

- Герой, конечно. Только героям выдается при рождении такое количество бесшабашной глупости и везения.

- Поэтому таким вот безбашенным героям, как я, и положены Хранители? Иначе они провалились бы в арку в Отделе Тайн, сдохли бы на кладбище при возрождении Волдеморта…

- Или свернули бы себе шею еще каким-нибудь негероическим образом, - спокойно подтверждает он. - Гарри, мы встречались с тобой еще в нескольких эпизодах, о которых ты даже и не вспомнишь, такими незначительными они тебе показались. Так что ненавидеть тебя у меня не было ни малейшей причины. Просто было непривычно видеть тебя настолько реальным, упрямым, несговорчивым с этими твоими друзьями, которые словно были приставлены к тебе для того, чтобы вместе веселее было влипать во всевозможные истории.

- Мы тебя все-таки бесили?

- Да, - соглашается он, - меня вообще тогда не очень радовали люди. Некоторые вот до сих пор не радуют. Одевайся.

Он помогает мне одеться и укрывает одеялом, хотя мне совсем не холодно, но он объясняет, что мази в тепле лучше впитываются. И остается сидеть на краешке кровати.

- Слушай, - вдруг говорю я, сам не знаю, зачем, - я ведь видел, как ОНА забрала тебя!

Ого! У него сразу обе брови взлетают вверх! Этого он явно не ожидал. Так что я даже не сразу понимаю, что позволил себе лишнего.

- Что ты видел? - тихо переспрашивает он, и лицо его мгновенно меняется.