Наталия Осояну - Звёздный огонь

— Ну, тогда придумывай! — милостиво разрешила девушка. — Мешать не буду.

И в этот миг пересмешнику показалось, что он вновь встретился с жуткими обитателями экватора — по крайней мере, ощущение внезапно нахлынувшего чужого присутствия было точно таким же. Понадобилось долгое-долгое мгновение, чтобы Хаген осознал: присутствие-то на самом деле не чужое, а очень даже знакомое — так незаметный легкий ветерок, к которому привыкаешь за много дней, неожиданно превращается в жестокий шквал. «Невеста ветра», до сих пор сохранявшая почтительное расстояние, ворвалась в его сознание, а вместе с ней — капитан.

И капитан был очень зол…

… — Ты по-человечески мне скажи, чего хочешь-то?

Во взгляде, который рыжий матрос устремил на своего случайного знакомого, было безграничное доверие, возникающее после третьей кружки обжигающей сарьи. Три кружки — и первый встречный становится роднее отца и матери вместе взятых, а на следующий день ночные откровения забываются без следа.

Это, конечно, в лучшем случае.

— Я? — Глаза у Хагена блестели, но непутевому матросу по имени Грейди было невдомек, что блестят они не от хмеля, а от предвкушения: ещё бы, такая жирная рыба — и сама в сеть идет да поплотнее в неё заворачивается! — Я уже тебе обьяснил, чего хочу… на фрегат ваш попасть… всю жизнь мечтал!

— Всю жиз-знь? — насторожился матрос, и пересмешник досадливо поморщился. Спешка могла всё безвозвратно испортить, а других шансов у него не будет, это Хаген знал точно. — Ты же говорил, что с тех пор, как… как семью потерял?

— Ну да! Всю жизнь с тех пор, как…

Сказанное не имело значения, нужно было лишь довести Грейди до того состояния, когда море по колено, а мостовая — мягче перины. Хаген присмотрел этого парня ещё днем, когда впервые выбрался на палубу «Невесты ветра», мокрый и дрожащий. По большому счету, ему придется изменить лишь лицо и волосы, а на это есть в распоряжении всё, что нужно.

Кошелек на поясе Грейди.

Комната на втором этаже, которую Хаген заботливо снял для своего пьяного друга… за его же деньги, естественно.

Лавка в квартале отсюда — посреди всякой мелочи для прекрасных дам там обязательно отыщется нужная краска. Дверь закрыта, конечно, но с каких это пор его останавливали замк и ? Хозяин поутру ничего и не заметит.

И самое главное — целая ночь впереди!

— Не связ-зывайся с Крейном, — вдруг сказал матрос таким серьезным и обманчиво-трезвым голосом, что Хаген на миг растерялся. — Он… страшный.

— Да ну?

— Ну да! — передразнил его Грейди и, заглянув в пустую кружку, нахмурился. — Съест тебя, как кархадон — ам! Съест, и не заметит! Налей ещё, а?

Хаген налил. Он уже не притворялся, что пъет — Грейди достиг того блаженного состояния, когда беседуешь не с собутыльником, а с собственной персоной, — и мог немного расслабиться. Как всегда в такие мгновения пересмешника охватили воспоминания: он вновь ощутил бурю чувств, разыгравшуюся в его душе при виде изумрудно-зеленых парусов. До той поры всё шло из рук вон плохо, он отчаянно жалел, что из всех городов выбрал Кеттеку, а ведь интуиция-то не подвела! Хваленое чутьё Локков, наследство предков.

А Кристобаль Крейн вовсе не казался на вид таким уж страшным, как твердил Грейди. Он, конечно, был суров, но капитану иного не полагается. Легкий налет высокомерия и некоторое бахвальство — что ж, чего ещё ждать от пирата, о чьих похождениях слагают песни? Забавно, что портрет, который Хаген мысленно нарисовал для себя исходя из собранных слухов, совпадал с реальностью лишь в одной детали, которая мнилась ему самой невероятной — глаза у Крейна и впрямь были разноцветные. В остальном он выглядел хоть и несколько молодым для такой широкой известности, но всё-таки обычным человеком, а вовсе не великаном, в гневе мечущим искры из глаз или способным убить незнакомца за то, что тот без спросу прокрался в трюм его фрегата.

Раз так, задание Её Высочества становилось выполнимым, хотя Хаген понятия не имел, как объяснит капитану свой маскарад…

— Так-так-так, — негромко сказал Крейн, оглядывая притихших матросов. Выглядел он очень уставшим, как будто не спал всю ночь. — Когда мне в следующий раз понадобится отлучиться на берег, вы тут друг друга поубиваете?

Хаген опустил голову. Был миг, когда он понадеялся, что капитан всё поймет, но надежда оказалась слишком зыбкой: Феникс прожил среди людей много лет и вполне мог позабыть, что означают некоторые слова. Хотя, с другой стороны, его глаза для обычного человека — всего лишь забавная шутка природы, а вот для магуса — такая же странность, как белые волосы самого Хагена и принцессы Ризель.

Капитан одарил пересмешника долгим взглядом.

— Впрочем, — сказал он наконец, — на этот раз я знаю виновного. Бэр! Кажется, наш друг Умберто хочет поразмышлять о вечном, а публика мешает. Проведи-ка его вниз.

Вниз! Хаген похолодел — ему было известно, что это означает. Провинившегося матроса ждал трюм «Невесты ветра», все прелести которого магусу уже довелось испытать на собственной шкуре: сырость, холод, неприятное зеленоватое свечение стен, шебуршание маленьких лодок по углам и укоризненное молчание фрегата.

— Сам пойду! — Умберто отступил к люку, упреждающе выставив правую руку перед собой. Он был очень бледен и глядел на капитана пристально, не мигая, но говорить при этом умудрился спокойно, слегка насмешливо. — Вниз, так вниз.

Бэр посмотрел на Крейна — и остался на месте.

«Неужели никто не заступится? — подумал пересмешник, оглядев собравшуюся на палубе разношерстную команду. — Они ведь… друзья?» Многие хмурились, кто-то прятал взгляд; бесстрастный Джа-Джинни стоял, скрестив руки на груди, а Эсме отрешенно глядела в сторону. Накануне Умберто вел себя глупо, нес опасную чепуху и нарывался на драку, добившись в итоге своего, но они-то видели лишь результат! Что же это, равнодушие? Или, может быть, страх? «Капитан обязан поддерживать дисциплину на корабле, — сказал Хаген сам себе. — За драку любой должен быть наказан, хоть простой матрос, хоть помощник, а многие ведь видели, как всё началось. Всё… правильно?» Он не мог ответить на простой вопрос: что-то ускользало от внимания, как прячется в тумане парус фрегата.

«Кракен меня побери, совсем запутался…»

Ещё один пронзительный взгляд разноцветных глаз — и пересмешник ощутил себя мальчишкой-несмышленышем. Капитану все его терзания были открыты, но Крейн не собрался отвечать на невысказанные вопросы. Хаген только теперь заметил, что Феникс выглядит не только уставшим, но ещё и очень расстроенным — таким он не был даже в тот день, когда «Невеста ветра» едва не угодила в логово сладкоголосых сирен.