rain_dog - Летучий корабль

Он опускает голову.

- Северус, но ведь время еще есть…

И вот теперь он вновь смотрит на меня так, будто ничего и не было сказано, долго-долго вглядывается в мое лицо, привлекает меня к себе и жадно целует — в губы, в виски, шею, ключицы… И выдыхает мне в самое ухо:

- Ты прав. Время еще есть.

И мы возвращаемся на Кес. Послушный нашим желаниям, портключ переносит нас прямо в спальню, я пытаюсь расстегнуть маленькие пуговки на его рубашке, приникаю губами к его коже, но он вдруг осторожно перехватывает мои запястья, отводя мои руки.

- Гарри, позволь мне…

И я позволяю ему все. И в последний раз разрешаю себе не думать ни о чем. И засыпаю только на рассвете, чувствуя, как его рука прижимает к себе мое обессиленное тело.

— Значит, нет? — шепчет он, наверное, думая, что я уже сплю, а потом добавляет еще, совсем тихо, так что я едва могу разобрать чуть внятный шелест слов: — Почему ты не оставляешь мне выбора?

«Потому что его нет», — думаю я про себя, стараясь, чтоб мое дыхание оставалось ровным и сонным, — «потому что его никогда и не было. Потому что у тебя свой выбор, Северус, а у меня свой». А неяркий свет нового, только набирающего силу дня уже постепенно проникает в спальню, и пират одним резким движением задергивает плотные шторы на окнах.

- Время еще есть…Время еще есть…

Будто бы и сам верит, что если солнечный свет не сможет пробиться в нашу комнату, завтра не наступит никогда. И в его голосе такое отчаяние, что и сейчас, когда я вспоминаю об этом, меня словно пронзают острые раскаленные иглы и достают до самого сердца.

В моем сне идет снег. Крупные мягкие хлопья кружатся в воздухе и мгновенно тают, касаясь моих рук и лица. Я смотрю в темное высокое небо, а оттуда все летят и летят снежинки, будто кто-то высоко-высоко на облаках встряхивает перину. Даже во сне я удивляюсь тому, что снег совсем не мешает мне видеть, залепляя стекла очков, — их на мне попросту нет. Только влажный шерстяной шарф неприятно липнет к подбородку. Мягкий белый пух под подошвами ботинок, и каждый оставляемый ими след различим так отчетливо… будто кроме меня в этом белом мире никого больше нет. Вокруг меня зачарованный сказочный город — старинные газовые фонари в ажурной шали метели, ярко освещенные большие окна кофеен, ресторанчиков и магазинов. Будто аквариумы, думаю я, и за стеклами смеющиеся люди, теплый уютный свет, громкие голоса, смех, аромат кофе и глинтвейна. А я стою у какой-то двери и совершенно не понимаю, нужно ли мне входить внутрь. В моем сне я совершенно один, словно девочка со спичками, замерзшая на улице в Рождество…

Тогда я даже не знал о существовании той грустной сказки. Как неведомо было мне и то, что за город явился мне в этом холодном, хотя и сказочно красивом сне. Зато сейчас я точно могу сказать, что тогда, заснув в спальне пиратского капитана на острове Кес, я видел Горни-Град, или, если хотите, Верхний город. Я видел себя в Загребе, я вспомнил этот сон, бродя зимой по его узким улочкам, вот так же остановившись у кофейни, где меня ждали Хелена и Драган. И как только потянулся к дверной ручке, сразу же понял, что именно приснилось мне тогда. Конечно, на мне и не могло быть очков, ведь Юэн Эванс их не носит…

А вот тот, кто проснулся тем уже очень поздним утром в спальне лорда Довилля, о, у него очки еще были. Хочется даже верить, что не розовые… Поэтому сразу же, как только он открыл глаза и понял, что впервые за последние дни он не ощущает тепла человека, спящего (или притворяющегося таковым) рядом с собой, он сразу же потянулся за ними и обнаружил их на прикроватном столике…

Знаете, в чем прелесть курортных романов? Думаю, да. Они все когда-нибудь кончаются. Так в тот день закончился и мой, потому что, водрузив очки на переносицу, я обнаружил на кресле прямо напротив меня аккуратно сложенные джинсы и футболку. И еще легкую куртку, весьма красноречиво свидетельствовавшую о том, что путь мне предстоит неблизкий. А вот пиратского капитана пока не было… Глупо расстраиваться, глупо, говорю я себе, глядя на свое отражение в зеркале, пока умываюсь и причесываюсь. Ты же должен был понять еще вчера, что это был последний день, что этой ночью он просто прощался с тобой. Потому что, сколько ты не заклинай неотвратимое «завтра», оно все равно когда-нибудь наступает.

В моей душе словно закрываются окна, одно за другим, и все меньше света просачивается внутрь. Зато как-то сам собой приходит холод, чтобы поселиться здесь надолго — моя кровь бежит по хрупким ледяным венам, не причиняя боли и не согревая. Мне кажется, что даже мои очки покрывает толстая ледяная корка, и когда кусочки льда попадают мне в глаза, становится больно смотреть. И когда лорд Довилль все же появляется на пороге, чтобы позвать меня в свой кабинет, он просто не может не увидеть метели, которую я принес с собой.

- Доброе утро, сэр, — говорю ему я, и не желаю замечать, как он чуть ли не вздрагивает от этих слов.

Но та перемена, что произошла в нем за пару часов моего снежного сна, тоже не может укрыться от меня. Передо мной абсолютно собранный, закрытый для любых слов кроме «да, сэр, нет, сэр» человек, пиратский капитан, стоящий на пороге своего блистательного будущего, устремленный туда, где его давно ждут — бывшие и нынешние соратники, сиятельный Малфой, министерское кресло, признание, которого ему, наверное, недоставало на протяжении всей его неправильной жизни. Его взгляд — вновь жесткий и холодный, в его глазах больше нет того тепла, что согревало меня все эти дни. Совершенно чужой человек…Я же знал, что все так будет, знал еще вчера, но не думал, что видеть это будет так горько.

Я мог бы спросить его, удачно ли прошли его каникулы, но я не стану, это была бы глупая выходка обиженного мальчишки. «Ты не вернешься на пиратский остров», — сказал он мне давным-давно, дней восемь назад. Я нет, а он да. И там он, быть может, расскажет Малфою о том, что Поттер оказался весьма сговорчив, вопреки ожиданиям… И что он неплохо провел время… Развлекся. Да, я знаю, я тоже был жестоким тем утром. Но будь я иным, это бы уж точно ничего не изменило, просто мне было бы во сто крат больнее. А так как на мне прочная ледяная броня, я не ощущаю ударов. А уж у него-то доспехов всегда было столько, что их хватило бы и на целую армию…

Вслед за ним я вхожу в его кабинет, где еще недавно рассматривал модели кораблей и дотрагивался до теплого дерева диковинных шкатулок. Мне кажется, сейчас мое ледяное дыхание может повредить этим хрупким вещам. Он протягивает мне пачку сигарет — я не отказываюсь.

- Как ты, наверное, и сам понимаешь, — начинает он, но я и тут готов облегчить ему работу.

- Я Вам для чего-то нужен?