rain_dog - Летучий корабль

А Нотт прямиком в библиотеку — знаешь, я так и обмер, думаю, вдруг он сейчас найдет ту самую книжку, откуда ты взял заклятие. Мы ее с Герми ночью, конечно, припрятали, замаскировали, чтоб выглядела пыльной, будто ее сто лет никто в руки не брал. А он еще копался там долго, так что вся его команда заскучала, засела на нашей кухне — а Герми с Кричером давай их чаем поить. Ну а я стоял на втором этаже, все ждал, когда он из библиотеки выйдет, потому что, честно говоря, испугался, что он найдет черную книгу. Но в то же время — заклятие вроде как необнаружимое, тело похоронили. Что ему еще нужно? Выходит, довольный такой, чуть ли руки не потирает. Я его и спрашиваю, мол, нашли что-нибудь? А он мне — Вас это вряд ли заинтересует. И шасть — в твою спальню. Спросил, не трогали ли мы тут чего. Но мы, ясное дело, туда и не входили. Я опять за дверью остался, а он минут через пятнадцать появляется оттуда с целым ворохом газет! Вот, брат, скажи мне, когда ты успел всю эту дрянь к себе натащить? Хорошо хоть, стены своим… не знаю, как это назвать, не обклеил. Я думал, сейчас он меня про эти газеты спрашивать начнет, а он ничего, только вертит их в руках, и вдруг говорит мне: «А Вы не думали о том, чтобы уехать с супругой на некоторое время?» Я ему, мол, зачем нам уезжать? А он мне на газетки показывает и отвечает: «А вот за этим, мистер Уизли. Я не думаю, что к визиту лорда Довилля в Ваш дом Вы отнесетесь так же легко, как к моему. К тому же, после той информации, которая появится сегодня в Пророке, вы с супругой будете буквально атакованы совершенно посторонними людьми, намерения которых могут оказаться очень неоднозначными. Кто-то захочет выразить вам соболезнования, а кто-то будет пытаться обвинить вас в смерти Гарри. В связи с этим я дам вам разрешение Аврората полностью закрыть дом для посторонних магическим способом. Только Вы и Ваша жена смогут войти сюда. Остальные — я имею в виду Ваших друзей или брата — только вместе с Вами. Поверьте, так будет лучше, пока все не уляжется». Ну, я ему и говорю, что Герми ни за что работу в Министерстве не бросит. Но она, как ни странно, меня на этот раз послушалась, сразу же, даже пререкаться не стала. Нотт нам велел, нет, он, конечно, ничего не велел, но рекомендовал очень настоятельно… Я даже вспомнил, как ты мне про него рассказывал, ну, как он тебе в Азкабане чуть руку не сломал. Так вот, он сказал, чтоб духу нашего до конца мая, а то и дольше в Лондоне не было. Мол, все поймут, нервное потрясение, надо развеяться. Да и внимание журналистов нам тоже совсем ни к чему. И хорошо, что Драко Пророку интервью давал про тебя, потому что я бы не смог так говорить. Он же и вправду верит, что ты умер, а я-то…

А потом они еще раз извинились, его авроры, как только он спустился вниз, из-за стола сразу повскакали, чуть чай на себя не перевернули — и на выход. Не взяли ничего, мне так сначала показалось, но потом я понял, что Нотт все газетки твои унес. Все до одной. И, стоя уже в дверях, так посмотрел на меня и говорит… знаешь, я даже не понял, к чему он это. Не печальтесь, мол, мистер Уизли, «жизнь длинная, а мир велик». И был таков.

Мы с Герми тут же собрались, потому что, как только я ей рассказал про газеты, она аж побледнела вся и немедленно написала Лоуди, что очень больна после похорон, должна прийти в себя, уезжает к родителям. И работать, слава Мерлину, больше не сможет. А с сентября ей же все равно учиться. И мы уже вечером были в Шотландии, потому что решили, что аппарировать стоит только до половины пути, чтобы нас по аппарационному следу не отследили. А дальше, как магглы — на поезд и вперед. И только маггловские отели. В общем, выходит, мы все в бегах… Только мы временно.

Но, знаешь, ты не переживай — главное, что все удалось. И авроры особенно не вникали, и шума никакого не было. Знаешь, с одной стороны, даже обидно немного — «погиб» победитель Волдеморта, Герой, а все молчок. Но, с другой стороны, ты сам этого хотел, так что все вышло по-твоему.

Джордж сказал, что пару недель в магазине он без меня как-нибудь переживет, возьмет кого-нибудь в помощники. Так что все неплохо. А учитывая то, что Герми уже стоит у меня за спиной, говорит, что я пишу безграмотно, но при этом зовет меня идти гулять по окрестным холмам, я думаю, что все даже прекрасно. И, знаешь, она тебя целует!

Напиши, как сможешь. Я так понимаю, где ты — это тайна, покрытая мраком? Письма из почты, как ты и говорил, сразу удаляю.

Твои Рон и Герми".

И я тоже, только закончив читать, удаляю его письмо. Как будто кто-то стоит и у меня за спиной. И чувствую себя примерно так же, как и они себя на моих похоронах. Настоящей свиньей, правда, довольно счастливой. Потому что я рад, что все удалось.

Ты просыпаешься утром в гостинице небольшого города, где тебя никто не знает, одеваешься и спускаешься к завтраку — кофе, бутерброды, может быть, мюсли или йогурт, проходишь мимо администратора, не забыв поздороваться и сдать ключи, идешь по улице, разглядываешь дома, набережную. Странно, повсюду, где бы я ни оказывался в те дни, я видел практически одно и то же — море и скалы. Холодное море, совсем не похожее на то, к которому я так стремлюсь, но попаду еще не скоро. Никто не знает твоего имени, нет ни одного человека, которому твое лицо могло бы показаться хотя бы смутно знакомым. Никто не окликнет тебя, не спросит: «А что Вы, собственно говоря, тут делаете, мистер Поттер?» В твоем рюкзаке две футболки, смена белья, джинсы, которые ты только что забрал из гостиничной прачечной, на тебе куртка, надежно защищающая от свежего утреннего ветра. Твой паром отходит через час, давай уже побыстрее, следующего ждать еще долго, хотя тебе вроде и некуда спешить.

Ты свободен, Юэн Эванс, но ты стремишься куда-то вперед, там опять будут скалы, покрытые крохотными кустами черники и голубики. Если забраться повыше, можно устроиться прямо на тропинке, открыв банку безалкогольного пива, которое здесь продается повсеместно в огромном количестве и разнообразии, что, видимо, демонстрирует заботу правительства о местном населении — так оно оберегает своих граждан от чрезмерного пьянства. И смотреть на море, на лодки и катера: белое и серо-голубое. А когда солнце опустится еще ниже, и вечерние тени, до этого прятавшиеся в зарослях, решатся покинуть свое убежище и приблизиться к тебе, ты встанешь и, двигаясь легко, как человек, которого никто и ничто не держит, отправишься в свой номер в не знаю уже какой по счету небольшой аккуратной гостинице, где ты еще днем, заполняя бланк по прибытии, в очередной раз заявил миру о том, что ты отныне Юэн Эванс. Будто лишний раз заверяя в этом и себя самого. Просто Юэн — тот, кто вырвался из прошлого, идущий навстречу своему неясному будущему, смело рассекая грудью настоящее, словно морские волны.