rain_dog - Летучий корабль

Сколько же времени страх носил меня на своих серых крыльях? Я вдруг представляю себе, как спускаюсь сейчас вниз и невинно спрашиваю у администратора отеля, какое сегодня число. Хотя, я думаю, они и не такое видали, но мне как-то неудобно выставлять себя настолько полным идиотом. Так что я просто включаю телевизор, нахожу выпуск новостей и через некоторое время узнаю, что сегодня 15 мая. Я приехал в Париж девятого… Прошла почти неделя — я ничего не могу вспомнить… Из зеркала в ванной на меня смотрит Юэн Эванс — только глаза у него еще немного воспалены от тревожных сновидений. И под ними глубокие тени, словно мазки. Щетина, ввалившиеся щеки… Интересно, как меня пускали в гостиницы в таком виде?

Через полчаса я обретаю человеческий облик и спускаюсь вниз.

- Простите, — я обращаюсь к светловолосому парню, дежурящему у стойки портье, — не подскажете, как мне отправить письмо по электронной почте?

Он приветливо улыбается и указывает мне на несколько компьютеров, установленных на столах в дальнем конце холла. Один из них как раз свободен. Я завожу себе ящик, с которого отныне будут приходить в Англию мои письма. Ящик, которым никогда не стану пользоваться со своего ноутбука, все еще боясь, что меня могут найти. Пока не настанет день, когда… Впрочем, в то утро мне еще невдомек, что однажды я стану кричать на весь мир о том, где я, потому что буду знать — это уже никому не нужно. Адрес Рона и Герми я помню наизусть, но на всякий случай все же сверяюсь с записью в своем блокноте. И пишу им первые слова из моего невероятного далека: «Привет. У меня вроде все нормально. Пока путешествую. Как у вас?»

Все, что я пока что могу им написать. Будто я и вправду уехал проветриться на пару недель. Впрочем, на протяжении всего предстоящего года я буду немногословен, потому что не смогу рассказать им о той жизни, которая все больше и больше будет становиться моей. Зато буду жадно ловить каждое их ответное слово, потому что у них не будет особых тайн от меня. Или все же будут? Порой мне кажется, что они рассказывали мне далеко не все, но когда так долго не видишься — что ты можешь понять о том, насколько искренни и откровенны с тобой твои оставленные друзья? И, нажав на кнопку «отправить», я с чувством выполненного долга иду прогуляться. Потому что теперь, когда паутина ужаса распалась, перестав сковывать меня по рукам и ногам, я чувствую себя туристом, странником, путешественником, первооткрывателем. Да кем угодно. Словно весь необъятный мир, в который я только что пришел, готов стать моим. Я просто могу дышать, и редкие полицейские, которых я встречаю на улице, теперь не видятся мне отряженными за мной в погоню посланцами — они просто заняты своей работой, только и всего. И им нет дела до бледного изможденного вида англичанина, переходящего улицу, чтобы выпить в кондитерской чашку кофе. А мне в кои-то веки нет дела до них — круассаны, выложенные в витрине, выглядят на удивление аппетитно. Я поглощаю свой нехитрый завтрак, листаю купленный журнал, разглядываю прохожих, иду прогуляться вдоль изящных белых, желтых и мятно-зеленых фасадов, поднимаюсь в гору, чтобы в итоге оказаться на смотровой площадке, с которой просматривается весь город, вытянувшийся в море, подобно широкому языку. Или нет, словно отпечаток ноги на песке. Я просто человек, просто живу, разглядываю памятник какому-то уроженцу этих мест, кажется, любителю старины и местной истории. Улыбаюсь местным пестрым кошкам, что беззаботно и независимо бродят по парку, не обращая на меня ни малейшего внимания. А потом еще долго смотрю на город и скалы, окружающие бухту, курю, брожу вдоль канала, рассматриваю катера, лодки и маленькие яхты, удивляюсь молодым светловолосым людям, волокущим за собой целые оравы детишек. Когда они только успевают обзавестись таким семейством? Многим на вид нет еще и тридцати… В общем, я глазею на город, а вот он мною совершенно не интересуется, и я теперь могу точно сказать — мне это нравится. Это именно то, чего мне хотелось все последние месяцы. Хотя, какие там месяцы? Наверное, мне недоставало этого уже много лет, с тех самых пор, когда ныне покойный Гарри Поттер осознал себя неким центром магического мира. Раствориться в мире, слышать чужую речь, точно зная, что никто из этих людей никогда не заговорит обо мне.

Когда мне было восемнадцать, и наступило то наше первое лето, в которое мы точно знали, что никто из нас больше не должен умереть, было, наверное, так же хорошо. Тогда я тоже ощущал необыкновенную легкость, свободу и …да, тогда еще и всеобщую любовь. А вот теперь не хочу — ни любви, ни ненависти, ни равнодушия, впрочем, тоже обращенного на меня. Быть прохожим, незнакомым парнем с рюкзаком и хотдогом в руке, читать вывески, заходить в магазины, вертеть в руках фигурки троллей, которые населяют здесь, кажется, все сувенирные лавочки. Я даже куплю себе одну. На память. Пусть она станет первой покупкой Юэна Эванса в его маггловском мире. Беру в отеле схему движения местного транспорта, расписание паромов, чтобы завтра отправиться в дальнейший путь уже осмысленно, пусть и не всегда запоминая имена городов, куда дорога сама собой приведет меня, но осознавая каждую минуту своей жизни.

Я до сих пор не могу понять, что же такое творилось со мной все эти дни. Иногда я говорил себе, что просто устал, выдохся, перенервничал, что то, что мы с Рыжим устроили, было для меня большим потрясением — все же не каждый день случается отправлять на дно реки «свое» мертвое тело, вглядываться в собственное мертвое лицо, произносить темномагические заклятия… А может быть дело именно в них… Не знаю. Когда я придумал, как осуществить мой план, я не особенно задумывался о последствиях, хотя в моем возрасте стоит уже почаще пользоваться головой. Дело в том, что то заклятие, которое я нашел в библиотеке Блэков, не просто позволяло придать чужому мертвому телу собственные черты, иначе в магическом мире, где пользуются не только маггловскими способами поиска, это не имело бы большого смысла. Взять тот же темный шар, хранившийся у Малфоя — ведь с его помощью отыскать меня в мире было бы вполне возможно. Так вот, то заклятие должно было сделать меня неуязвимым и для его волшебного ока. И не только. Ни один прорицатель в мире, ни один из тех, кто видит, преодолевая расстояния и континенты, не смог бы отныне отыскать Гарри Поттера на этой земле. Так, по крайней мере, было написано в черной книге. А вот почему? Получалось, что моя магическая сущность становилась каким-то образом связана с тем телом, которое я решил использовать вместо себя? И в книге было предупреждение, что незнакомым с основами некромантии подобными заклятиями пользоваться не следовало. Я вот не был знаком, но это меня не остановило. А если бы попросту умер, нет, не сразу, но если бы темное колдовство через какое-то время утянуло меня за собой? Гермиона ведь говорила, что я сумасшедший. Было ли то, что я чувствовал, неким откатом после наложенных чар? Вновь не знаю… В тот день в Олесунне я был просто счастлив оттого, что все, похоже, закончилось. И точка. И я не хотел более ничего знать ни о какой магии. Было и прошло. Все. Я Юэн Эванс. Маггл.