rain_dog - Летучий корабль

- Ну, гости дорогие, пора и честь знать, — наконец громогласно возглашает снизу сэр Энтони.

И вновь объятия, прощания. Теперь с меня берут слово явиться на открытие выставки, я соглашаюсь. Гул их голосов стихает, с улицы до меня доносится звук отъезжающего автомобиля. И, наконец, воцаряется тишина.

- Хочешь, посидим у моря? — спрашивает меня вернувшийся пират.

И я соглашаюсь. Потому что он — единственный человек, которого мне не доставало в круговерти этого шумного и сумбурного дня. Потому что только его — всегда мало.

Уже совсем стемнело, ночь кажется мне непроглядной, непроницаемой, тьма — густая, словно чернила, расступается только вблизи фонарей, освещающих полукруглую площадку позади дома и сбегающих вниз к самой воде. По обеим сторонам лестницы, ведущей к морю, круглые светильники — совершенно обычные, маггловские, но мне все равно отчего-то кажется, что я попал в волшебный сад: к нам тянутся ветви низких раскидистых сосен, а там, далеко, россыпь огоньков бухты Дубровника представляется мне переливающейся нитью, унизанной драгоценностями. Вода ловит неверные отсветы, крохотные пульсирующие красные точки, по которым угадываются идущие в паре сотен метров от берега катера. В ней лунный свет и дрожащие в теплом ночном воздухе огни дальних гостиниц и прибрежных вилл. И я сажусь на корточки у самой кромки моря, чтобы зачерпнуть в ладонь тьму, пронизанную отраженным сиянием, но свет ускользает, остается только вода.

- Гарри, медузы, — напоминает мне Северус, сидящий сейчас в шезлонге всего в паре метров от меня.

Я понимаю, что он прав, так как эксперименты с ночными купаниями кончились для меня довольно прискорбно чуть ли не в самый первый день моего прошлогоднего пребывания в этих местах — тогда мне тоже очень захотелось доплыть до конца лунной дорожки, а в результате я едва унес ноги от кисельных обитательниц вечерних вод.

В тот вечер я впервые могу спуститься к морю, да и вообще это первый выход за пределы дома с того самого злополучного падения с мопеда. И еще Нотты. Не много ли для одного дня? Я так отвык за это время от самых простых вещей, что сегодняшний день представляется мне чуть ли не подвигом, а спуск к воде — путешествием за три моря. И я с наслаждением устраиваюсь в кресле рядом с пиратом, собираясь насладиться заслуженным отдыхом — смотреть на мерцание вод сквозь полуприкрытые веки, слушать, как волны лениво перебирают мелкую гальку, да курить слабенькие сигареты, специально купленные лордом Довиллем для выздоравливающего меня.

- Гарри, — неожиданно спрашивает он, — скажи мне, ты правда рад, что ты здесь, со мной?

В первый момент я даже не могу понять, почему он задает мне этот вопрос. Разве это и так не очевидно? Разве мало того, что уже было сказано? И все, что невозможно сказать… неужели он еще в чем-то сомневается?

Я вглядываюсь в его глаза, и могу различить в них только отсветы огней.

- Почему ты спрашиваешь?

Он отвечает не сразу, бездумно щелкая зажигалкой и любуясь возникающим на несколько секунд язычком пламени.

- Видишь ли, — наконец говорит пират, — это практически тот вопрос, который задала мне сегодня Маргарет. Уверен ли я, что пребывание в моем доме для тебя является сейчас наилучшим вариантом.

- Слушай, Сев, какое им дело?

Я, конечно, понимаю, чем может быть продиктована забота сэра Энтони и его супруги обо мне, но все же не думаю, что им стоит устраивать акцию спасения бывшего героя от лорда-пирата. И мне не ясно, почему Северус позволяет обсуждать с собой подобные вопросы.

- Не кипятись, врачи и колдомедики порой имеют право задавать вопросы, на которые я не стал бы отвечать никому другому. Видишь ли, Маргарет знает меня довольно долго. Она прямо сказала, что я могу оказаться для тебя слишком жестким человеком, порой даже жестоким…впрочем, ты и сам это знаешь.

- Я знаю, какой ты. Но я знаю и другого тебя, а вот они нет. Это из-за магии, да? Она говорила это из-за магии?

Он кивает, подтверждая мои слова.

- Когда маг сам закрывает доступ к своей магии, это может быть спровоцировано страхом, эмоциональными потрясениями, отторжением магического мира — все это как раз и имеет место в твоем случае. И все это так или иначе связано со мной. Ты же не станешь отрицать? Не без моего участия магический мир настолько тебе опротивел, что ты решил уехать на край света, выбрав самое что ни на есть маггловское занятие. От страха, что я найду тебя, ты практически прекратил общаться со своими близкими. Про ту жизнь, которую я тебе устроил на острове, да частично и после, лучше вообще не говорить…

- И чтобы магия восстановилась, мне нужно возлежать на розовых облаках, пить волшебный нектар и внимать пению райских птиц? Брось, Сев!

- Ну, не знаю насчет розовых облаков…, — его лицо приближается ко мне, а в глазах я явственно различаю веселые азартные искорки, — но вот насчет возлежать — это можно устроить.

И когда я обхватываю его за плечи, тереблю губами мочку уха, зализывая маленькую дырочку, где обычно красуется серьга с крупным изумрудом, я понимаю, что сейчас мы уже вряд ли сможем дойти до тех мест, где обычно возлежат. Так что приходится довольствоваться прибрежной галькой.

* * *

Мы остаемся в Дубровнике до самого конца месяца. 15 августа мы отправляемся на открытие выставки в Морской музей — это мой первый выход в свет. Вернее, это наш первый совместный выход в свет. Мы как-то сразу договариваемся о том, что ничего не афишируем и не скрываем: если кого-то смущает, что мы любовники, что ж, пусть видит в нас дальних родственников. Мы не возражаем. Так, например, проще доктору Сэмюэлю, который от нечего делать тоже увязался с нами в город.

Лиз невероятно довольна — стоит в паре метров от входа, старается лично поприветствовать чуть ли не каждого, но когда появляемся мы, она полностью переключается на пирата — все же это он организовал выставку. Ну и меня не забывает, конечно. И на доктора ее лучезарного гостеприимства тоже хватает.

Мне нравится, как смотрятся ее фотографии рядом с экспонатами музея: старинные карты, и тут же пальмы и хижины, белый отблеск катера в морских волнах, кажущихся матовыми от зноя. Для Сэмюэля, пришедшего с нами, это просто красивые картинки, а я, глядя на вставленные в аккуратные скромные рамки осколки наших воспоминаний, стою и думаю о том, кто в тот момент был на белом катере — может быть, кто-то из старших пиратов, может быть, капитаны, а, кто знает, ведь могли быть и мы с Кейт и Драко. И вот-вот готовились уйти под воду на поиски затонувших сокровищ.

Я гадаю, чьи тени падают на песок, чьи руки держат диковинную ракушку прямо перед объективом, чьи босые ноги оставили тонкую дорожку следов, уходящую в море. И только одна фотография не оставляет у меня ни малейших сомнений. Там будто рамка в рамке, потому что вид на садовую дорожку, обрамленную кустами, с двух сторон ограничен массивными деревянными стойками, поддерживающими крышу веранды. И на переднем плане небольшой фрагмент стола, на краю которого рука, небрежно держащая сигару в тонких пальцах. Лиз сделала этот снимок, стоя на крыльце господского дома. Если бы не мое падение с мопеда, если бы я просто пришел посмотреть на эти фотографии, не встретив его — я мог бы сойти с ума, увидев едва различимый контур его пальцев на кажущемся старым изображении.