Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — грандпринц

Часовые уже прониклись пониманием, кто здесь ху, салютуют мне стуком копий, как королю, если не больше, я делал вид, что да, это же как бы так естественно, и с таким выражением переступил порог, заулыбался, хотя в столовой приятный полумрак.

Вообще-то всегда предпочитаю яркий свет, когда ярко — всегда празднично, а полумрак… на любителя, к которым себя не отношу, а приятно здесь больше за счет умело подобранной обстановки, где все гармонирует одно с другим, у Елизаветы точно есть вкус…

Король Вольфганг и его королева уже за столом, этим дипломатично подчеркивают, что я — более важная персона, очень деликатные люди, а я вот свинья, и буду еще большей свиньей, если не уеду сегодня же.

— Доброе утро, — сказал я жизнерадостно, — приятного аппетита!.. Как приятно видеть, что буря стихла. Ну, почти…

Вольфганг покосился в сторону окна, там то и дело взметывается снег.

— Это не стихла, — ответил он вежливо, — а всего лишь чуть уменьшилась.

— Наполовину, — сказала Елизавета, — а при такой жуткой буре это почти ничего.

Я молча ждал, когда мне на блюдо переложат половинку жареного гуся, а когда вельможа вернулся на место, я сказал уже серьезно:

— Ехать надо. Потехе час, а делу все-таки все остальное время…

Вольфганг произнес медленно:

— Здесь никого не обманули ваши рассказы про охоту, ваше высочество.

Я ухмыльнулся.

— Я и не пытался. Это так… жест вежливости.

— Все так и поняли, — ответил он сдержанно. — Видимо, вас гонит что-то очень важное, ваше высочество.

— Если скажу, — сказал я, — не поверите. Потому да, это я за оленем погнался! Очень быстроногим.

— И выносливым, — согласился он, — вот так без отдыха пересечь два королевства… это был особенный олень.

— Потому я и гнался, — подтвердил я. — Стал бы я за простым оленем! Нет уж, мне подавай нечто особенное.

Елизавета гордо и вроде бы таинственно улыбнулась, хотя, думаю, Вольфганг все же заметил, хотя и не подал вида.

— Надеюсь, — произнес он ровным голосом, — это особенное того стоит.

— Еще как стоит, — ответил я серьезно.

— Тогда с вами наши молитвы, — сказал он. — Мне очень хочется, чтобы у вас получилось… Ричарда Завоевателя превратить в Ричарда Строителя!

— У его высочества все получится, — промурлыкала Елизавета. — Редко можно встретить в одном человеке такой дикий напор… и мудрую рассудительность. Если честно, то я таких людей еще не встречала.

Я сказал смущенно:

— Ну вот, совсем меня застыдили!.. Самозванцем себя чувствую. Нет, это я только прикидываюсь мудрым. Для этого нужно всего лишь вовремя и к месту говорить мудрые мысли, услышанные где-то или прочитанные в детстве.

— Да, — согласился Вольфганг, — вы правы, это совсем просто. Именно вовремя и к месту… Возьмите вон те перепелки!.. Зажарены по особому рецепту, что-то там в своем соку и каких-то ягодах…

— Да, — поддержала Елизавета, — так готовить умеют только у нас!

— Спасибо, — ответил я. — Как раз и собираюсь нажраться на долгую дорогу.

Буря не стихла так уж совсем, отвратительный ветер несет навстречу снег, однако уже не сплошная пелена, где ничего не видно на шаг впереди, а так, просто буря, простая, житейская, какие семь-десять раз за зиму.

Королевский сенешаль граф Радольф Байхлинтен всячески выказывал свое неодобрение и встревоженность моими намерениями ехать в бурю, хотя, полагаю, втайне доволен, что опасный человек покидает королевство.

Вольфганг, очень сдержанный и серьезный, протянул мне тугой рулон, перевязанный красной лентой и даже запечатанный сургучом.

— Это карта северных дорог, ваше высочество.

— Благодарю, — пробормотал я. — Это весьма, даже зело весьма. А ущелья, пропасти, бездны всякие… указаны?

— Разумеется, — произнес он с недоумением. — Дороги обходят их по лучшим маршрутам. А как же иначе?

— Благодарю, — произнес я с чувством. — Мы все трое такие, нам бы только дороги, а все остальное приложится.

Сенешаль рядом слушает и кивает, хотя единственный, кто понимает, ни к чему нам дороги, а вот пропасти или бездны — это да, это весьма, с разгону да на большой скорости влететь в такое, костей не соберешь…

— Спасибо, ваше величество, — сказал я, — за прием…

Его лицо не изменилось, это я сам ощутил, что не то брякнул, потому поулыбался, сказал бодро:

— Я сохраню самые лучшие воспоми…

Снова прикусил язык, даже взвыл молча, что за дурак, что это я брякаю, все можно понять иначе, а не хотелось бы, хотя, конечно, воспоминания в самом деле сохраню самые сладкие, что-то в нас есть эдакое, ну да, такое запомнится лучше, но королю лучше об этом не знать, впрочем, он это и так понимает, главное, не говорить вслух, мы же интеллигентные люди, так что молчи и улыбайся, скотина.

Под порывами слабеющего ветра я поднялся в седло, проверил, как привязан седельный мешок, в нем теперь и та миниатюрная клетка с пленником, вскинул руку в прощании.

— Еще увидимся!

Они с крыльца, все в толстых шубах, пряча лица в высокие воротники, помахали руками, даже Елизавета, хоть и очень сдержанно. Мне показалось, что хотела послать воздушный поцелуй, но будет несколько неуместно, все-таки у нас была просто неплохая вязка, но не любовь. Высокому гостю были представлены все прелести ее тела для наслаждения и удовлетворения моего мужского «я», когда важна не просто женщина, а именно чтоб королева под тобой, распластанная и не способная отказать.

Бобик уже дважды бросался в сторону ворот и возвращался галопом, в глазах жгучее нетерпение, арбогастр топнул копытом, высекая длинные искры.

Я поднял арбогастра на дыбы, еще раз взмахнул рукой, и мы ринулись через бурю, все еще бурю, в сторону городских ворот.

Небо такое же белое, как и земля, впереди тоже все белое, у меня очень скоро заболели глаза, всматриваться вот так, в какое-то время даже пожалел, что покинул уютный дворец короля Меции, но тут уж точно надо было покинуть, лучше сейчас забиться в какую-нибудь пещеру и переждать бурю, чем оказаться в той сладко-постыдной роли…

Зайчик, похоже, видит лучше меня, время от времени резко сворачивает, я уже потом, оглянувшись, догадываюсь о глубоких провалах или даже отвесных стенах, засыпанных снегом так плотно, что не заметил бы, пока не шарахнулся бы на всей скорости.

Здесь на севере горообразование протекало бурно: часто торчат высокие и острые, как на Луне, пики и даже целые цепи, чудовищные разломы некогда растрескивали земную кору, где-то потом сдвинули снова, да еще с такой силой, что поднялись на месте стыка новые горы, а где-то и остались длинные и опасные ущелья, на дне которых кипит магма.

Я карту держал в памяти, Бобик после того случая далеко не убегает, осторожничает, постоянно оглядывается, а мы то разгоняемся, то резко тормозим и начинаем мучительно долгий и отвратительный обход невообразимо длинного ущелья, разделяющего два королевства лучше самых нерушимых границ.