Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — грандпринц

Бобик взглянул вопросительно, я сказал тихонько:

— Пока подожди здесь. Я за тобой вернусь! Поохраняй это копытное, ты у нас самый умный.

Он посмотрел гордо, ну да, что эти всякие копытные понимают, их надо вести и руководить, а я быстро взбежал на крыльцо и толкнул дверь.

Навстречу пахнуло теплым воздухом с сильной примесью лекарственных трав, а также запахом несвежего больного, даже смертельно больного тела.

За иросторными сенями комната вся в старых вещах, хотя и дорогих, а старых только потому, что люди в возрасте очень не любят что-то менять из привычного.

На ложе хрипит распростертый навзничь старик, худой, изможденный, руки разбросал в стороны, судорожно комкает одеяло. Рядом с ним худенький подросток с самым угрюмым и тоскливым видом, на лице читается отчетливо: да когда же помрешь, старый пень, только место занимаешь, никакого от тебя толку…

Одеяло прикрывает старика только до пояса, все ребра легко пересчитать, живот запал, ключицы выступают резко и вызывающе, шея старчески дряблая, а лицо почти покойничье, такое же мертвенно-сухое и восково-желтое.

Я приблизился к ложу, всмотрелся в лицо умирающего. Бесконечно старое, кожа даже не пергаментная, а почти ороговевшая, как у ящерицы спина, глаза запали в пещеры черепа, будто и глазные яблоки ссохлись, потеряли влагу. Только седые брови, жесткие и негнущиеся, торчат воинственно, хотя это у всех стариков так, у молодых они не растут, а у стариков начинают бурный рост, из-за чего приходится их постоянно подстригать.

Я сказал напоминающе:

— Герои не умирают, не сказав последних слов…

Старик прохрипел, не открывая глаз:

— Ты… кто…

— Слова великих, — сказал я, — записывают, чтобы передать потомкам. Думаю, тебе есть что сказать. Особенно о Храме Истины…

Он вздрогнул, под тонкой пленкой верхних век прокатилось нечто размером с вишню, сцепленные ресницами веки задрожали, пытаясь разомкнуться, я ощутил присутствие неких могучих сил, сердце застучало взволнованнее.

— Меня направили к Храму, — пояснил я, — но никто не указал дорогу. Доскажи, как туда покороче и побыстрее.

Глаза распахнулись резко и так страшно, что я отшатнулся. Огромные, как куриные яйца, только сильно переваренные, в этом случае белизна переходит в синеву, но у этого радужная оболочка абсолютно просто ужасающе черная.

Он начал поворачивать голову, отыскивая меня жутковатым взглядом. От входа раздался надсадный скрип несмазанных петель и задыхающийся голос:

— Простите… дороги плохие… скользко везде… ох, тяжело как…

— Ваше преосвященство, — вскричал голос, — поскорее, он не должен умереть без причастия!

В комнату ввалились двое, крестьянин среднего возраста поддерживает старенького и грузного священника. Тот задыхался, хрипел, прижимая крест на груди толстой книгой, но сразу же дотащился до ложа, почти упал на сиденье старенького кресла.

— Лаудетор, — проговорил он хриплым измученным голосом, — Езус Кристос… Господи, что это?

Он ухватился за крест, руки затряслись. Я замер, ощутив присутствие чужих сил, а священник начал отчаянным голосом читать молитву изгнания дьявола и всех бесов.

Старик на кровати захрипел, его тело выгнулось дугой, на губах выступила пена.

Я сказал быстро:

— Может быть, пусть сперва скажет…

— Молчи, — вскрикнул священник. — Нужно спасти его душу!

— Да, но…

Он повысил голос и говорил уже громко и безостановочно, однако старик точно не слышал. Его лицо перекосило ужасающей гримасой, из распахнутого рта повалил клубами черный дым.

Я отшатнулся, из дыма поднялась и оформилась в нечто человеческое фигура, вся лохматая и постоянно меняющая очертания, словно центробежные силы пытаются раздернуть черный дым, но тот яростно сопротивляется и удерживает нужную форму.

Странный шипящий голос заполнил шелестом всю комнату:

— Он не ваш…

Священник вскрикнул:

— Изыди, сатана!..

Фигура повернулась в его сторону. Священник выставил перед собой крест, рука трясется, слова молитвы начали путаться, перескакивать, голос истончился.

Черный призрак потянулся к нему черными лапами, где появились длинные когти и начали укрупняться.

Я крикнул:

— Эй-эй, морда!.. Ты много себе позволяешь!

Призрак повернулся ко мне, а на том месте, где у него голова, зажглись две багровых точки, явно протоглаза. Я сосредоточился, представляя нечто важное из того, что у меня в седельной суме, а призрак, набравшись сил, метнулся на меня с неистовой быстротой.

Я слышал вскрик священника. Призрак ухватил меня черными туманными лапами, я ощутил смертельный холод, в глазах потемнело, но собрался с силами, ударил раз, другой.

В глазах посветлело, черная фигура опустилась на пол, расползлась там смрадным дымом и рассеялась.

Священник прокричал:

— Что это… у вас?

Я показал кулак, вооруженный медным кастетом.

— Это святое оружие. Из Ватикана.

Он перекрестился, взглянул с испугом.

— Кто вы?

— Просто паладин, — ответил я скромно. — У меня свои методы, а у церкви свои тайны.

Кастет я снял с руки и сунул пока в карман, не стоит демонстрировать незнакомым еще и искусство исчезновения или переноса.

Священник устало опустил крест и книгу, посмотрел на мертвое лицо старика, сейчас такое дряблое, словно умерший пролежал здесь со времен фараонов.

— Господь послал вас вовремя, — проговорил он слабым голосом. — Вы… сумели.

— Господь часто меня посылает, — согласился я. — Долг есть долг… Но все-таки я опоздал.

— На все воля Господа, — ответил он слабым голосом и перекрестился. — Кто знает… возможно, так и задумано.

— Аминь, — согласился я и тоже перекрестился. — В народе говорят, только этот человек ездил к Храму Истины?

Он кивнул.

— Вам не соврали.

— Но, — сказал я, — он его не достиг? Или достиг?

— Достиг, — ответил священник коротко. — Увы, гостей там не принимают, а только послушников. А как послушник он оказался слаб…

— В вере?

Священник сдвинул плечами.

— Вере, послушании или искусах… кто знает? Но он вернулся однажды… уже другим.

Я спросил с сочувствием:

— С этим, что у него было… внутри?

— Тогда этого никто не знал, — пояснил он.

— Значит, монахи Храма Истины ему навредили?

Он опустил голову.

— Никто не знает, каков этот Храм. И кто в нем обитает, а то и живет. Легенды, естественно, говорят о святых праведниках и чудотворцах, что и понятно…

— Народу нужны такие легенды, — согласился я. — Надежда умирает последней, без нее жить вообще тоскливо. Даже королям, не только простому народу. Хорошо, это я учту.

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Вы тоже в Храм?

— Надо, отец, — ответил я. — Не для себя, я бы в глаза этот Храм не видел, очень мне нужны эти праведники, хотя теперь уже сомневаюсь, что это именно праведники! Но церковь велела, а что у нас выше церкви?