Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — грандпринц

— Как правильно приводят в чувство всех женщин. Хороший, кстати, способ. Действенный. Жаль, не я его придумал.

— Что было со мной?

— Распустилась, — пояснил я. — Вошла в раж и… не смогла выйти. С женщинами такое бывает часто, но сейчас все в порядке.

Она прошептала с надеждой:

— Правда?

Я кивнул.

— В твоих глазах страх и уважение, а что нам, мужчинам, еще надо?.. Поднимайся, я тебя подброшу до ближайшего села.

Она сказала жалобно:

— Я не помню, откуда я.

— Сочувствую, — ответил я нужным тоном, слова дежурные, потому сами легко катятся с языка, но ответил твердо: — До ближайшего села!

Она прошептала:

— А как же…

Я поднял кверху ладонь.

— Стоп!.. Ни слова. У тебя свои проблемы, у меня свои. И мои, возможно, побольше твоих.

Она вздрогнула, обхватила себя за плечи тонкими руками, а на меня посмотрела со страхом и надеждой.

— Мне холодно. Обними меня! В тебе есть сила, я чувствую. Я моментально согреюсь.

— Знаешь, — сказал я нервно, — не люблю магию, да еще с зубищами.

Она протянула ко мне прекрасные руки, голос прозвучал тонко и жалобно, как у раненой птицы:

— Но я все еще чувствую в себе это зло!.. Обними меня, чтобы освободить мою душу… Спаси меня!

— Нуда, — ответил я нервно, — как же… а ты снова… укусишь?

— Нет, — вскрикнула она. — Клянусь!..

— Чем?

— Своей кровью! Кровью своей матери!

Я заколебался, но сказал на всякий случай:

— Поклянись честью рода, каким бы он ни был.

Она запнулась, в глазах появились красные точки.

Я рывком, чувствуя стремительно растущую опасность, выбросил вперед руку с обнаженным мечом. Острие вошло ей в живот, она закричала еще жалобнее, ухватилась обеими руками за лезвие, кровяня нежные пальцы.

Я в испуге и раскаянии дернул меч на себя. Она откинула голову, глядя на меня неверящими и обвиняющими глазами.

— Ты… ты меня… убил…

— Еще нет, — ответил я торопливо. — Тебе еще можно помочь. Не шевелись…

Я отбросил меч, сделал быстрый шаг вперед, осталось только коснуться ее лба… Навстречу пахнуло жутким холодом. Ее тело в долю мгновения стало голубовато-прозрачным, превратившись в чистейший лед.

Сухо и страшно треснуло. Я инстинктивно прикрыл ладонями лицо. По всему телу застучали тысячи осколков, кисти рук в самом деле как будто иссекло начисто, но я в испуге взглянул и перевел дыхание: доспех Нимврода работает…

На месте странной женщины не осталось даже ледышки, во все стороны на полсотни шагов ровный слой стены иссечен, словно мелкими норками.

Я почти не ощутил от потрясения боли в ушибленных осколками ладонях, ран нет, а кровоподтеки затянутся, но сердце мое колотилось, напротив, все учащеннее.

Дурак, я почти поддался ей, мужчины этого мира не убивают вот так женщин, особенно настолько прекрасных, и я постепенно отхожу от принципов демократии, хотя, признаю запоздало: демократия — это благо, позволяет убивать женщин так же или почти так же легко, как и мужчин, что очень облегчает повседневную жизнь.

Я потер ладонью шею, все-таки доспех Нимврода хоть и спас от осколков, но сплоховал, когда дело касалось зубов. Или защищает только от рубяще-колющего, а также от стрел и камней, а вот так от укусов… гм… от зубов должен бы в первую очередь, сам Нимврод охотился именно на зверей и чудовищ… если только эта вот не появилась на свет в недавние времена, когда доспех был уже сформирован и новому не обучался.

Бобик пробежался по тающим осколкам, в глазах недоумение, даже он не понял, чего это с нею, значит, это чудовище создано сравнительно недавно.

В лицо свирепо дует колючий северный ветер, с дороги смело снег, и копыта арбогастра стучат сухо и звонко по колчам застывшей в камень земли. Заснеженные деревья снова оголились, тревожно качая голыми ветками, снег начал было порошить слегка, убеляя землю, но вскоре перестал, и мир снова стал чист и ясен.

Чувство опасности вяло проснулось и так же вяло и сонно прошептало, что появилась опасность, приближается, но медленно, неспешно…

Я повертел головой, наконец увидел вдали две темные точки в небе. Они медленно вырастают в размерах, а это значит, двигаются в мою сторону. Это не значит, что ко мне, я пока что здесь инкогнито, однако выживает тот, кто всегда настороже…

Мы сближаемся, арбогастр идет крупной рысью, я наконец рассмотрел их во всей красе: две гарпии летят красиво и хищно, крылья растопырены, отчетливо вижу когти, длинные и блестящие, слишком длинные и слишком блестящие, природа ничего не делает для красоты в том значении, как ее понимает человек.

Я взял в руки лук Арианта, прикинул взглядом расстояние. Они заметили нас троих, пошли прямо, круто снижаясь.

Одна обратила внимание, что я наложил на тетиву стрелу, прокричала звонким женским голосом:

— Ах, рыцарь! Ты так хорош!..

— Ты так красив, — крикнула вторая и расхохоталась.

— Опусти лук, — велела первая, — твои стрелы нам не повредят, но ты нас так рассердишь…

— А когда мы сердитые, — объяснила вторая, — мы очень… нехорошие.

Обе расхохотались, будто такие уж хорошие, когда не сердитые, ага, так и поверил.

Я быстро натянул тетиву, отпустил стрелу и тут же наложил вторую. Гарпия летела ко мне с гнуснейшей усмешкой на морде, начала вытягивать вперед руки.

Стрела ударила ее в шею, кровь выплеснулась фонтанчиком и начала с силой рассеиваться следом. Гарпия вскрикнула страшно, попыталась свернуть, я толкнул арбогастра в сторону. Тяжелое тело с силой ударилось рядом о покрытые льдом камни, перевернулось и вытянулось на тропе вверх лицом.

Вторая гарпия резко развернула торчком широко раскинутые крылья, ухитрившись на мгновение остановиться в воздухе так, словно опирается ногами на землю. Я видел быстро растущий ужас на лице, но стрела уже ударила в левую грудь, погрузилась по самое оперение, разбрызгивая скупо красные капельки крови.

Гарпия рухнула вниз лицом, острие пробило ее насквозь и высунулось из-под лопатки.

Бобик подбежал, я не успел сказать «Фу, плюнь!», как тот пихнул ее носом и перевернул на спину. Она раскинула широко безвольные руки, крылья под нею кажутся непомерно широким плащом, лицо искажено болью, изо рта течет кровь, а в глазах ужас и понимание близкой смерти.

— Ты… кто…

— Раньше надо было спрашивать, — ответил я.

— Твои стрелы…

Я оглянулся на ее подругу. Стальное острие перебило артерию, кровью забрызгало так, словно здесь забито стадо быков, а сама гарпия лежит с вытаращенными глазами уже без признаков жизни.

Стрела все так же торчит из шеи, из-за чего голова повернута под неестественным углом, а глаза дико скошены с того момента, как пыталась не упускать меня из виду.

— Да, — ответил я, — мои стрелы… не простые, верно? А вы обе ах-ах, рассчитывали на сладкую безнаказанность… на чем мы все обычно и горим…