Вадим Крабов - Защитник и Освободитель

Завтра в поход. Что ж, воинам не привыкать, а пока… победители праздновали в большом роскошном шатре командующего галатинским корпусом в центре их мини-крепости. Без излишеств, конечно: ночью надо поспать, восстановить силы.

— За тебя, Рус! — Леон поднял кубок. Встали и подняли вино Отиг, Рустам, Портурий, тройка диверсантов-месхитинцев, старый шаман Барангул и еще десяток высших офицеров тирских полков. Простым воинам по чарке налили, накормили и спать уложили.

Рус тоже выпил стоя и сказал:

— Спасибо, соратники, но каждый воин достоин упоминания! Леон, ты рассказал о штурме с двойным отвлечением, а без Барангула и остальных шаманов, нас не услышали бы Великие Шаманы и не пришли бы к нам со своего Плато, — Избранный Предками в ответ важно кивнул.

Он был уверен, что это именно их призыв дошел до Великих. Рус — молодой Хранящий и Говорящий, что неудивительно для этруска (он слышал об этом племени вскользь и путал «говорение» с Призывом), только подсказал каждому шаману пожертвовать немного крови, которая содержала толику Силы Предков. И они были услышаны! Рус вычитал подобный способ в богатой библиотеке всезнаек — Хранящих. Тогда Барангул даже поспорил с ним. Этруск его убедил и приказал призвать Великих в самом конце, по его знаку. И снова старый шаман рассмеялся, мол, надо с самого начала просить Великих и тогда тирской крови не прольется совсем. Нет, опять он оказался правым: вне своего Плато Великие Шаманы не так сильны. Легко развоплощаются Говорящими и не могут долго оставаться вне облюбованного ими места с печатью Первых Великих.

«Этого зятя Пиренгула ждет великая судьба, — глубокомысленно заключил старый шаман, — как точно все расставил! Жаль, что не тиренец по крови, хотя… не надо нам нового „Великого Похода“. А вот в новые земли я бы с ним пошел…», — пятно звало даже старых кочевников.

— А доблестные воины, стоявшие в большой фаланге, изображающей наш лагерь? Много полегли… — Рус скорбно склонил голову, — но не зря! — гордо взметнул ввысь кубок, — все показали чудеса храбрости! За павших! Пусть веселятся в чертогах Богов или в долинах Предков — каждому по вере.

Выпили и за это. Один полковник прошептал другому:

— Не так уж много и погибло, всего пара сотен. А какая доблесть — постоять за щитами? Раздул подвиг, выслуживается.

— Вечно тебе крови мало, — отмахнулся его товарищ, — зато считай половину галатинского корпуса в плен взяли. Со всеми магами и командующим. Чем плохо?

Ворчливый полковник поморщился:

— А кому выкуп за них достанется? Ни мне, ни тебе, а князю и я уверен, ему. — И осторожно, чтобы другие не заметили, кивнул в сторону Руса.

Собеседник, полковник одного из шести тирских пехотных полков не поддержал кавалериста, промолчал, неопределенно пожав плечами. Он давно служил князьям. Сначала Асману, теперь Пиренгулу. Жалованье получал, «трофейные» премии, почет и уважение. Пленные — дело князя. Пехотинец привык, а вот кавалерист — бывший вождь мелкого рода еще не понял службу. Ничего, вольница выйдет. Жаль, дрянной характер останется.

Корпуса коалиции вышли ночью, когда Рус в далеком Далоре спал без задних ног. Скорым маршем двинулись на соединение друг с другом к городку Баламбор. Им, как они и рассчитывали, удалось добыть множество подвод с борками. Теперь припасы везли и поочередно присаживали уставших пехотинцев. Рахмангул приказал своей разведке только сопровождать продвижение, а «вольным» кочевникам разрешил трепать колонны как им вздумается. Не особо у них это получалось, но спокойствия захватчикам не добавляли.

Войско Руса Рахмангул направил прямо к месту соединения вражеских корпусов, решив дать генеральное сражение. Приказал прибыть туда и ждать прихода неприятеля. Это дней пять — шесть. За это время подготовить оборону.

К сожалению, через Пронзающих особо не поговоришь. Им приходилось «возвращаться», передавать слова собеседника, выслушивать речь «со своей стороны», сливаться с Силой, передавать сообщение, ждать ответа и опять возвращаться. Так несколько раз. Испорченный телефон! Мастера-Пронзающие выматывались донельзя, а толку — чуть.

На привалах Рус матерился, обзывал шурина последними словами, самыми мягким из которых были «ишачий сын». Леон, не понимая и половину ругательств, в конце концов не выдержал:

— Замолчи, Русчик! — надо отметить, что Рус костерил командующего только в обществе «своих»: Леона и бывших рекрутов-месхитинцев. — Его можно понять! Он, считай, всю пехоту нам отдал, половину магов, пол кавалерии. Кем бы он их «разбивал по частям, на марше», — неумело передразнил друга.

— Стратег хренов, — по инерции продолжил Рус и уточнил, — не ты, Рахмангул. Такой план поломал!

— Ну да, ты все уши им истоптал: общими силами перекрыть движение одного, ближайшего к нам корпуса. Быстренько их разбить и броситься вдогонку за вторым. А где гарантия, что мы не увязнем? Тогда второй корпус успеет ударить нам в тыл или бросит его и пойдет на беззащитный Эолгул. Сам же говорил, что Великие Шаманы смогут еще раз выйти не раньше, чем через месяц.

— Да у нас и без них есть чем удивить!

— Нисколько не сомневаюсь! Но Рахмангул в том не уверен. Я его прекрасно понимаю. Генеральное сражение на заранее занятых, подготовленных нами позициях. Силы примерно равны, у нас даже преимущество в кавалерии. У них, конечно, маги, но тут Рахмангул, окрыленный твоей победой, надеется на тебя и Отига. Только бы они не отказались от своих планов! Всё логично, как ты любишь выражаться.

— Не откажутся, — уверенно сказал «триумфатор Далора», — и командующий, и главный маг подтвердили слова Вольмара. В сборных армиях редко отступают от согласованных планов…

— Мои слова, — серьезно произнес Леон, — молодец, Русчик, запомнил. Хвалю.

— Леончик! Ты никак пошутил? — делано-удивленно произнес Рус, на мгновенье замешкавшись от резкой смены темы. Не умел старый друг шутить. Только в экстремальных ситуациях мог высказать что-нибудь остроумное.

— А что, получилось? — переспросил ученик Хранящих. Это уже совсем в еврейском духе. Ой, здесь говорили в «кушинарском». Многие не ведали о том народе, но слово в обиходе активно использовали.

Пиренгуловский зять, а за ним и сам Леон расхохотались. Рус унял раздражение. Друг сделал свое дело — разложил мысли Рахмангула по полочкам. Только об одном он не подозревал, о нежелании княжеского сына встречаться со своим зятем. Это тоже сыграло роль в перемене планов и Рус думал об этой причине, как об основной. Потому и бесился. Ошибался. Не до такой степени Рахмангул его боялся, чтобы совсем потерять голову.

Стояла теплая летняя ночь. Небо заволокла невесомая дымка, суля на завтра безветренный день. Эол, уставший за последние декады, отдыхал, набираясь сил. Безмятежно спали и двое друзей. Теплые блики огня, смешавшись с холодным блеском ночного светила, играли на лицах обоих, проявляя замысловатую смесь спокойствия и тревоги…