Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц короны

— Вайдаэль, — произнесла она холодно, на меня не взглянула, но я ощутил, как крепко она держится за мою руку и черпает во мне силы. — Вы единственный у нас герцог, чей род старше моего, но мне ваш тон совсем не нравится. Сообщаю, что сегодня ночью я услышала священный зов Великого Дуба!

В зале ахнули, прошла волна смятения, все сперва смотрели с вытаращенными глазами на королеву, очень красиво, кстати, потом начали поворачиваться друг к другу и перечирикиваться.

Глава Совета Мудрых вздрогнул, но эльфа такого ранга, титула и положения не так просто сбить с избранной линии поведения, он спросил так же угрожающе учтиво:

— И что Великий Дуб… сообщил?

Синтифаэль ответила холодно:

— Он сказал, что пришла пора кое-что изменить в нашем освященном тысячелетиями укладе. Когда-то мы правили миром… но сейчас доживаем свой век, прячась по лесам. Великий Дуб велел мне спасать остатки моего народа, чтобы вернуть ему если не прежнюю славу, то хотя бы достойное место на земле.

Ее голос звучал уверенно и напористо, но я по себе знаю, что за внешней стойкостью часто прячется откровенный страх, а то и паника, умолял ее беззвучно держаться, выстоять, она же королева, ее приучали выстаивать в таких схватках, королевы даже на эшафоте держатся с холодным и высокомерным достоинством, не роняя себя ни жестом, ни словом.

В зале снова шум, писк и перепискивание, растопыренные в изумлении глаза, а Вайдаэль, как глава Совета, поинтересовался, тоже не дрогнув и не теряя напора:

— А чем же, позвольте поинтересоваться, Священный Дуб изволил…

Она ответила безразлично:

— Позволяю.

— Ваше Величество?

Она произнесла с холодком:

— Я соберу Совет и сообщу. И попробуем обсудить проблему.

Он предложил с церемонным поклоном:

— Мы могли бы обсудить это сейчас. Совет здесь в полном составе, достаточно уединиться в одной из комнат…

Я сказал ей взглядом, что же, соглашайся, мы этих старых пердунов сейчас раздербаним, лучшие доводы в споре у тех, у кого длиннее мечи и кто готов их применить, однако она ответила тем же ровным голосом:

— Обсудим, когда выберу для этого время.

Он выпрямился, вперил в нее прямой взгляд, острый, как заточенное для боя копье.

— Ваше Величество!

Она, демонстративно потеряв к нему интерес, перевела взгляд на одного из эльфов, что стоит в ряду придворных.

— Ламмеэль, что у вас?

Эльф поклонился, сделал шаг вперед.

— Ваше Величество, могу ли я снова поднять вопрос о направлении части подземных вод… малой части!.. в сторону Старых Камней в северной части леса?

Она подумала, медленно наклонила голову.

— Можете. Более того, я склонна полагать, что ваше предложение правильное и должно быть принято.

В зале снова заговорили, зашушукались и защебетали. Вайдаэль дернулся, в негодовании выпрямился так, что стал выше ростом.

— Но, Ваше Величество!

— Более того, — прервала она ледяным голосом, — ваше предложение, Ламмеэль, с которым вы носитесь последние сто семьдесят лет, очень своевременное, так как отвечает великому и священному зову Великого Дуба!

Эльф просиял, бросил на королеву взгляд, полный пламенной благодарности, и отступил в толпу, давая понять, что счастлив, безумно и безудержно, с его стороны больше вопросов не будет.

Синтифаэль, медленно обретая уверенность и прежнюю невозмутимость, некоторое время выслушивала других эльфов, у них тоже имеются некоторые вопросы к королеве, все как у людей, кто бы подумал, на некоторые вопросы ответила сразу, на другие обещала подыскать решение позже, голос ее звучит нейтрально, ровно и без эмоций.

Когда прием окончился, она поднялась величественно, я спросил взглядом, идти ли мне рядом, она плавно и красиво подняла руку и величественно прошествовала через три или четыре зала, даже не запомнил их, в свои покои.

Здесь величавость ее оставила, но заметить непросто, все такая же сдержанная в каждом слове и жесте, но я с еще большим жаром и страстью всячески играл свиту, восторгающуюся королевой, раз уж тут нет кучи фрейлин. Я коснулся ее руки, этот жест, как я уже заметил, словно переливает, а то и в самом деле переливает в нее часть моей той особой уверенности, что у меня граничит с дуростью, как я понимаю потом, на лестнице, но она же иногда приводит и к успеху, потому что другие не знают, что это дурость, напор частенько побеждает мудрость и осторожность.

— Все прошло великолепно, — сказал я с восторгом, — все просто обалденно!.. Вы умеете держать власть, Ваше Величество!.. Вы настоящая королева, что должна быть ею, а не куклой на троне!.. Пора, Ваше Величество, пора переходить к просвещенной монархии! А это подразумевает девиз: вся власть королеве!

Она блекло улыбнулась.

— Вся власть королеве… Звучит очень воинственно.

— Так и должно быть!

— Эльфы, — напомнила она, — очень не воинственный народ.

— Надо, — сказал я убеждающе, — во имя мира и демократии просвещенного монархизма!.. Вы должны обеспечить эльфам достойную жизнь, а не достойное умирание, пусть даже очень медленное и торжественно-красивое!

— Для этого нужно менять слишком много, — произнесла она с печалью.

— Не так уж и много, — сказал я легкомысленно. — Подумаешь, изменить старинный уклад!.. Да мы сто раз его меняли. Если не тысячу! Нет ничего проще… Решайтесь, Ваше Величество! Хотя что тут решаться? Вы уже решились! И прям щас начинаете строить новую счастливую жизнь для пока еще ничего не понимающих эльфов и прочих населяющих лес животных, птиц и мышей.

— А какие нужны изменения? — спросила она с тревогой во взоре. — Боюсь, Великий Дуб требует от нас слишком многого…

— Ваше Величество?

— Мы растеряли, — ответила она упавшим голосом, — что-то важное растеряли по длинной дороге…

— Что растеряли, Ваше Величество?

— Не знаю, — ответила она. — Но это есть в тебе, конт.

— Я совсем дикий эльф, — ответил я с неловкостью, — и всегда восторгался недостижимой утонченностью Вашего дивного народа. Возможно, утонченность и красота не могут идти рядом с грубой силой?

— А если не грубой?

Я в неловкости развел руками.

— Сила всегда грубая.

— Тогда это печально, — проговорила она, — грубость… это тот путь, по которому мы просто не можем идти. Мы слишком далеко ушли от грубости, и все наши заветы запрещают возвращаться к дикости.

— Это не совсем та дикость, — возразил я неуклюже, — что дикость. Это другая дикость. Дикость силы, но не духа.

— Мудрость, — сказала она, — сила слабых.

— Да, — согласился я, — сила. Но… слабых. Нужно объединить вашу мудрость и нашу силу. Сила — это просто сила, она не хорошая и не плохая, это просто сила.

Она покачала головой.

— Опыт говорит, что либо сила, либо мудрость.