Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курпринц

— Не будем ссориться в ожидании суда. Я пойду и лично приготовлю в знак примирения своему супругу его любимое мясо… как когда-то готовила в нашей юности.

Ричмонд благодарно улыбнулся, а Сабриния одарила его блеклой улыбкой и пошла к двери. Фрейлины двинулись было за ней, но она сказала величественно:

— Ждите здесь. Не хочу, чтобы подсматривали мои секреты.

Дверь за нею захлопнулась, Ричмонд виновато улыбнулся и торопливо объяснил, ни к кому не обращаясь:

— Она чудесно умеет готовить рябчиков. Таких лакомых я нигде не встречал.

— Но если суд все-таки приговорит меня к смертной казни? — спросил Клавель. Он побледнел, кожа на скулах натянулась, а губы сжались, как захлопнувшийся капкан на мелкого зверя. — Что тогда? Это не только смерть, это… позор!

— Они так не поступят, — повторил Ричмонд. — Но если… если такое случится, то я… да, я наложу королевское вето!

Он произнес очень решительно, лицо подтянулось, я увидел в нем человека, когда-то державшего в руке меч и повелевавшего войсками.

Клавель взглянул испытующе.

— Вето на решение Верховного Суда Лордов?

— Да, — сказал Ричмонд твердо. — Я… король!

Клавель подумал, покачал головой.

— Такого еще не было в истории Бриттии. И… вряд ли получится. В Верховном Суде самые могущественные и властные лорды, у каждого армия больше королевской. Вето для них прозвучит как оскорбление! Как умаление их власти и достоинства. Они могут…

Он замолчал, Ричмонд спросил сдавленным голосом:

— Что могут?..

— Не подчиниться, — ответил Клавель жестко. — Они введут войска во дворец, сомнут обе сотни сэра Ричарда, арестуют меня и потащат на казнь.

Ричмонд потряс головой.

— Нет-нет! Я этого не позволю. Я не отдам сына на растерзание. Лучше я сам погибну! Сэр Ричард, что вы думаете?

Я сказал медленно:

— Не думал, что скажу такое, но ваш сын полностью прав. Если вы попробуете противиться решению Верховного Суда, вас попросту отстранят от власти.

Ричмонд напрягся, стал шире и выше ростом, даже не поднимаясь из кресла, и спросил напряженным голосом:

— Вы что-то предлагаете?

Я пожал плечами.

— Не препятствовать совершению правосудия.

Он вскрикнул громко, как смертельно раненный зверь:

— Нет-нет, я этого не позволю!

— А что, — осведомился я холодно, — вы сделаете?

— Я лучше потеряю корону, — воскликнул Ричмонд, — чем откажусь от сына!.. Я не позволю им его казнить!.. Если будет вынесен такой приговор… мы с сыном скроемся вместе… мы оставим этот дворец, оставим Квинтелард, вообще покинем Бриттию… Я все сделаю ради сына!

Клавель наклонил голову и смотрел на короля, как хорек на мелкую птичку, не подозревающую о близкой опасности. Лицо его оставалось подобно маске, только глаза заблестели, как у безумного, да пальцы нервно сжались так, что побелели костяшки суставов.

Сабриния вошла, довольная и улыбающаяся, но я уловил в ней странное напряжение, в руках поднос с небольшой тарелкой из золота, а на нем несколько коричневых кусочков мяса, облитых острым соусом, я уловил его пряный запах, необычный, будоражащий и чем-то неприятный.

Ричмонд сказал растроганно:

— Милая… ты вспомнила именно то…

— Я никогда и не забывала, — возразила Сабриния. — И всегда хотела его приготовить лично… и сама принести тебе.

Она бросила любящий взгляд на сына. Клавель, напротив, посерьезнел, подобрался, как зверь перед прыжком на добычу.

Ричмонд смотрел, как Сабриния осторожно ставит перед ним тяжелую тарелку. Клубы ароматного пара щекотнули мне нос, я все старался разобраться в этом странном запахе, а Ричмонд посмотрел на мясо, взглянул на Клавеля.

— Сын мой, — произнес он тихо и с такой страстью, что у меня заныло сердце, — я хочу, чтобы ты был счастлив… я все сделаю для тебя…

Клавель сказал угрюмо:

— Ты всегда и был таким.

Сабриния взглянула на сына, брови ее поползли вверх. Лицо Клавеля начало краснеть, на лбу появилась испарина, начала собираться в мелкие капельки пота.

— Сын мой, — повторил Ричмонд растроганно, — я всегда любил тебя… и я все сделаю… сделаю все…

— Погоди, — произнес Клавель хриплым голосом.

Взгляд его не отрывался от золотой тарелки, где исходят ароматами коричневые комочки мяса рябчика. Ричмонд медленно придвинул тарелку к себе ближе и зачерпнул ложкой облитый красно-коричневым соусом ломоть мяса.

Сабриния выпрямилась и смотрела на него с застывшей улыбкой, но я увидел, как ее глаза стали холодными, а зрачки разом сузились.

Клавель взглянул на нее, сдавленно вскрикнул и резко выхватил из рук Ричмонда тарелку. Тот опешил, а Клавель, пренебрегая ложкой, захватил горстью содержимое и быстро отправил в рот.

Сабриния вскрикнула:

— Что ты делаешь!

Крик ее прозвучал такой отчаянный, что я наконец уверился в ее замысле. Клавель, не отвечая, пожирал торопливо, глотал, как голодный волк, не пережевывая, наконец быстро поднял миску ко рту и жадно выпил соус.

Она прокричала диким голосом:

— Не делай…

Никто ее не успел остановить, когда она подбежала и выхватила у него тарелку с такой легкостью, словно та из дерева, а не тяжелого золота.

Клавель откинулся на спинку кресла, лицо из багрового начало быстро бледнеть, но перестало дергаться, расслабилось, а голос прозвучал непривычно грустно:

— Достойнее так, мама…

Она вскричала в отчаянии:

— Сын мой!.. Кровь моя…

— Она… на тебе, — прошептал Клавель. — Нельзя… так…

Лицо его начало синеть, голова дернулась. Он попытался встать, но с грохотом завалился на пол вместе с креслом.

Первым подбежал герцог Кристофер Экклестон, приподнял голову принца и поспешно отпрянул, глядя с ужасом на свои руки.

— Он отравлен!

Взгляды всех в зале обратились к Сабринии. Она с плачем бросилась к сыну, упала на его тело и отчаянно зарыдала:

— Зачем?.. Зачем, сын мой?.. Ты сегодня стал бы королем… как ты всегда хотел!.. Корона была уже твоя… Почему? Ну почему?

Я шевельнулся, выходя из дурацкого ступора, Ричмонд вздрогнул, перевел неверящий взгляд на меня.

— Полагаю, — проговорил я резко, обращаясь к рыдающей королеве, — потому что в нем все же пробудилась совесть, которой у вас никогда не было!.. И не он так уж хотел стать королем. Этого вы хотели и всячески толкали его к трону!.. Стража, взять ее!

Никто не посмел и приблизиться к королеве, но Фил Коллинс и Мэтью Эрлбах подскочили и ухватили ее за руки, для них существует только принц Ричард.

Она сопротивлялась и не выпускала безжизненное тело сына.

Я обернулся к герцогу Экклестону.

— Надеюсь, благородный сэр, вы сможете беспристрастно рассказать всем, что случилось?

Он, все еще бледный и вздрагивающий, сказал неверным голосом: