Роман Терехов - Авантюрист

Никаких знаков отличия у делегатов не приметил, а сапоги и элементы экипировки отборных волонтеров весьма разнились. И капитан, и его офицеры обошлись в тот день без эполетов-аксельбантов и прочих галунов с вензелями, что выгодно отличало их от офицеров из полка Фишера, увиденных мною несколько позднее. Военачальников среди «комитета по встрече» определял по гладко выбритым подбородкам и осанке, чуть более добротному снаряжению и двухцветным поясам. От рядовых волонтеров вооружением юноши не отличались — те же револьверные ружья или казнозарядные штуцеры, пистолеты и сабли.

Гайдуки носили шапки типа «кубанок» с медными кокардами, но после боя двое щеголяли «чалмами» из перевязочного холста, как и Белов. Не отводя глаз, я непроизвольно потрогал имперскую офицерскую каску, бессчетное количество раз спасшую мою голову от камней, осколков и рикошетов. Заметив мой жест, драгомировцы звонко рассмеялись, к ним присоединился командир и догадавшийся, в чем соль, Белов. Затем грубый хохот охватил большинство собравшихся в голове колонны русинов, под раскаты которого мои капралы братались с гайдуками. Кстати, капитан волонтеров отряду наемников на службе у Золотой рощи слегка удивился, но начинание одобрил.

Так я познакомился с Русланом Драгомировым, храбрым воином, талантливым военачальником, графом и замечательным человеком.

По дороге до лагеря в ущелье капитан поведал мне, что экспедиционный корпус у Грыма вчера дал врагу генеральное сражение с неясным пока результатом. Осторожный вопрос прояснил мне способ дальней связи в войсках. Вполне ожидаемо технология строилась на гамионах. Экспедиционный корпус Армии Освобождения имел в своем распоряжении мобильную «радиостанцию». Сообщения поступали во Фрайбург, откуда пересылались в приграничные крепости и части по линии оптического телеграфа. Эти полезные изделия в Армии Освобождения можно было пересчитать по пальцам одной руки. Группировка, обороняющая ущелье Рока, получала донесения эстафетой из форта Стерегущий. Потешив свое любопытство, заработал подозрительный взгляд Драгомирова — мобильные версии «магических радиостанций» если и существовали для нужд подразделений мельче полка, то только у имперцев. Но идея капитану в душу запала:

— С такой штукой совсем другая война бы у нас вышла. Кабы разом ударили, то погнали бы поганых до Столпов. И там бы били их сообща с меньшими потерями!

Ему виднее со скал было, насколько сильно во вражьем стане распространилась паника после взрыва складов. Однако винить Драгомирова, что его атака задержалась, мне и в голову не пришло.

Мой краткий рассказ о ситуации на тракте Висельников подтвердил подозрения Драгомирова, что коммуникации корпуса полностью перерезаны. Капитан волонтеров с горечью в голосе озвучил неутешительный прогноз: попавшим в ловушку под Грымом войскам предстоит либо тяжелое отступление, либо поражение. Косвенно об этом свидетельствовала беспечность наших покойных противников, полностью уверенных в безопасности своего тыла.

— Корпусный генерал армии Корн — известный самодур и бездарь. Лучшей кандидатуры, чтобы провалить операцию и погубить людей, во всех Колониях не найти, — рокочущим от негодования басом отрекомендовал командующего экспедиционным корпусом Драгомиров.

Чем сильнее мне раскрывалась суть происходящего, тем меньше традиционный поход Армии Освобождения с целью замирения паскудных соседей походил на чисто военную операцию. Без продажных политиков и грязных приемов рыцарей плаща и кинжала тут не обошлось.

— Печальная картина, господин капитан. Но нам остается делать, что должно, и пусть будет, что будет, — осторожно высказался я.

Мне пришлось выдержать пристальный взгляд Драгомирова глаза в глаза, после чего капитан пригласил нас с Беловым посетить вечером полевой офицерский клуб. Это он совершенно правильно придумал. Я б на его месте такого нежданно-негаданного Богдана непременно расспросил в неформальной обстановке под водочку. И потом бы еще своих офицеров опросил, кто чего необычного в его, то есть моем, поведении заметил. Но судьба распорядилась иначе, и в благородном собрании раскрыть себя не довелось. Вспомнилось, как перед злополучным визитом к полковнику Фишеру нежно погладил пузатый бок последней бутылки бренди, доставшейся от Глаттона. Эх, водички глотнуть, что ли? Только ее происхождение не внушало уверенности. Не стоило ухудшать свое скверное состояние еще и дизентерией…

Собственно ущельем Рока называлось «бутылочное горлышко», зажатое между практически отвесными скалами. Если верить карте, узкая лента пролегала между седых от снега гор четыре с половиной километра.

Когда-то, возможно вполне недавно, здесь жили и трудились люди, о чем напоминали руины четырехугольных башен на входе и множество темных провалов рукотворных пещер; на террасах лепились друг к другу заброшенные строения, напоминавшие мне «ласточкины гнезда».

От одной гряды до другой вряд ли больше двухсот метров. Разбросанные по «руслу» валуны и небольшие скалы дробили, а карманы увеличивали свободное пространство внутри ущелья. Впрочем, сейчас весь проход был занят хаосом бивуачной жизни — палатками, повозками, навесами, кострами, всевозможными грузами, гуртами скота и бог весть чем еще.

Планшет изменника подтверждал стратегическую роль ущелья Рока — не считая опасных и непроходимых для вьючных животных горных тропинок — это единственный проход в земли русинского штата имперских колоний. Тем более странно, что ни Империя, ни одна из сторон конфликта не озаботилась здесь постоянным укреплением. Налицо та же песня, что и с Каменной Дланью: пока нет большой драки, ходи кто хочешь и куда хочешь, а придет беда, трупами заткнем дыры в обороне, а бабы еще нарожают. Но это на взгляд пришельца, а местным «и так нарядно» — отбиваться от напасти, сидя за валами и брустверами, на скорую руку выложенными из дикого камня. Дело хозяйское. Впрочем, позиция сильная — без артиллерии, блокады или измены тут ловить нечего. Теперь понятно, как пан Городецкий умудрился потерять большую часть личного состава, мир их праху.

Едва отряд добрался до свободного клочка земли, как пожаловал посыльный из штаба полковника Фишера. Не прибежал, не появился, а в полном смысле слова пожаловал, как умеет тот редкий тип людей, которым каждый встречный непременно обязан самой возможностью дышать. Лощеного офицера с надменным лицом в ладном и богатом мундире, украшенном сверкающим горжетом, с двумя рядами серебряных пуговиц и внушительными эполетами, в белых перчатках и островерхом шлеме с плюмажем сопровождали четверо рослых солдат в синих мундирах и светло-серых штанах в обтяжку. Судя по выправке, медным каскам, особым сумкам и бляхам с изображением искрящих бомб, сопровождал его здешний «паркетный спецназ» — фрайбургские гренадеры. Не представившись и не обращаясь ни к кому конкретно, офицер громогласно потребовал «старших офицеров на доклад к господину полковнику Армии Освобождения Уильяму Фишеру».